Л.Н.Толстой. «Великий грех»

«Великий грех» — малоизвестное публицистическое произведение Толстого, вышедшее в свет в 1905 году. Экземпляр «Великого греха» был приложен к записке, которую Академия наук России направила в Нобелевский комитет с предложением присудить  премию по литературе за 1906 год великому русскому писателю. Однако награду получил другой претендент. Почему? Читайте в нашем материале «Толстой: Деньги Нобеля — зло»

В этой книге Толстой категорично и убедительно высказывается против того, что давит и угнетает русского человека – против частной собственности на землю.

«Великий грех»

Россия переживает важное, долженствующее иметь громадные последствия время.

Близость и неизбежность надвигающегося переворота особенно живо, как это и всегда бывает, чувствуется теми сословиями общества, которые своим положением избавлены от необходимости поглощающего все их время и силы физического труда и потому имеющими возможность заниматься политическими вопросами. Люди эти — дворяне, купцы, чиновники, врачи, техники, профессора, учителя, художники, студенты, адвокаты, преимущественно горожане, так называемая интеллигенция, — теперь в России руководят происходящим движением и все свои силы направляют на изменение существующего политического строя и на замену его иным, считаемым той или иной партией наиболее целесообразным и обеспечивающим свободу и благо русского народа. Люди эти, постоянно страдая от всякого рода стеснений и насилий правительства, административных ссылок, заточений, запрещений собраний, запрещений книг, газет, стачек, союзов, ограничения прав разных национальностей и вместе с тем живущие совершенно чуждой большинству русского земледельческого народа жизнью, естественно видят в этих стеснениях главное зло и в освобождении от него главное благо русского народа.

Так думают либералы. Так же думают социал-демократы, надеющиеся через народное представительство с помощью государственной власти осуществить соответственно своей теории новое общественное устройство. Так думают и революционеры, предполагая, заменив существующее правительство новым, установить законы, обеспечивающие наибольшие свободу и благо всего народа.

А между тем, стоит только на время отрешиться от укоренившейся в нашей интеллигенции мысли о том, что предстоящее России дело есть введение у себя тех самых форм политической жизни, которые введены в Европе и Америке, будто бы обеспечивающих свободу и благо всех граждан, а просто подумать о том, что нравственно дурно в нашей жизни, чтобы совершенно ясно увидать, что то главное зло, от которого не переставая жестоко страдает весь русский народ, зло, которое он живо сознает и о котором не переставая заявляет, не может быть устранено никакими политическими реформами, как оно не устранено до сих пор никакими политическими реформами в Европе и Америке. Зло это, основное зло, от которого страдает русский народ точно так же как народы Европы и Америки, есть лишение большинства народа несомненного, естественного права каждого человека пользоваться частью той земли, на которой он родился. Стоит только понять всю преступность, греховность этого дела, для того чтобы понять, что пока не будет прекращено это постоянное, совершаемое земельными собственниками злодеяние, никакие политические реформы не дадут свободы и блага народу, а что, напротив, только освобождение большинства людей от того земельного рабства, в котором оно находится, может сделать политические реформы не игрушкой и орудием личных целей в руках политиканов, а действительным выражением воли народа.

Вот эту-то мою мысль мне хотелось сообщить в этой статье тем людям, которые в эту важную для России минуту хотят искренно служить не своим личным целям, а истинному благу русского народа.

I

Иду в вербную субботу по большой дороге в Тулу. Народ обозами едет на базар, с телегами, курами, лошадьми, коровами (некоторых коров везли на телегах — так они худы). Сморщенная старушка ведет худую, облезшую корову. Я знаю старуху и спрашиваю, зачем ведет корову.

—  Да без молока, — говорит старуха, — надо бы продать да купить с молоком. Небось, красненькую приложить надо, а у меня всего пятерка. Где возьмешь? За зиму муки на 18 рублей купили, а добытчик один. Живу одна с невесткой, четверо внучат, сын в дворниках в городе.

—  Отчего же сын дома не живет?

—  Не при чем жить. Какая наша земля? На квас.

Идет мужик, портки в рудокопной глине, худой, бледный.

—  По какому делу в город? — спрашиваю. —- Лошаденку купить; пахать время, а лошади нет. Да дороги, сказывают, лошади.

— А ты за сколько хочешь купить?

—  Да по деньгам.

—  За много ль?

— Да 15 рублей сколотил.

—  Чего нынче на 15 рублей купишь? На шкуру, — вступается другой мужик. — У кого руду работаешь? — спрашивает он, глядя на растянутые в коленках, выкрашенные красной глиной портки.

—  У Комарова, у Ивана Масеича.

—  Что ж мало выработал?

— Да ведь исполу работал, ему половину.

—  А много ль зарабатывали? — спрашиваю я.

—  В неделю рубля два обгонял, а то и меньше. Что станешь делать? Хлеба до Рождества не хватило. Не накупишься.

Немного дальше молодой мужик ведет лошадку ладную, сытую продавать.

—  Хороша лошадка, — говорю я.

—  Надо бы лучше, да некуда, — отвечал он, думая, что я покупатель. — И пахать и в езде.

—  Так зачем же продаешь?

—  Да не к чему. Что ж, две земли. Я на одной (лошади) ухожу (землю), а на зиму пустил и сам не рад. Съела скотину на отделку. Да и деньги нужны за ренду платить.

— А вы у кого арендуете?

— Да у Марьи Ивановны; спасибо, отдала. А то бы нам мат-петля.

—  Почем берете?

—  По 14 рублей дерет. А куда же денешься? Берем.

Едет женщина с мальчиком в картузике. Она меня знает, слезает и предлагает взять мальчика в услужение. Мальчик крошка совсем, с умными, быстрыми глазами.

—  Он так только видится мал, а он все может, — говорит она.

— Зачем же ты такого маленького отдаешь? — Да что, барин, хоть с хлеба долой. У меня четверо да сама, а земля одна. Верите Богу, не емши сидим. Просят хлебца, а дать нечего.

С кем ни поговоришь, все жалуются на нужду, и все одинаково с той или другой стороны приходят к единственной причине. Хлеба не хватает, а хлеба не хватает оттого, что земли нет.

Но это случайные встречи по дороге; но пройдите по всей России, по крестьянскому миру, и вглядитесь во все ужасы нужды и во все страдания, происходящие от очевидной причины: у земледельческого народа отнята земля. Половина русского крестьянства живет так, что для него вопрос не в том, как улучшить свое положение, а только в том, как не умереть с семьей от голода, и только оттого, что у них нет земли.

Пройдите по всей России и спросите у всего работающего народа, отчего ему дурно живется, что ему нужно, и все в один голос скажут одно и то же, то, чего они все не переставая желают и ждут и на что не переставая надеются, о чем не переставая думают.

И они не могут не думать, не чувствовать этого, потому что, не говоря уже о главном, о недостатке земли, чтобы кормиться, большинство из них не может не чувствовать себя в рабстве у тех помещиков, купцов, землевладельцев, которые окружили своими землями их малые, недостаточные наделы, и они не могут не думать, не чувствовать этого, потому что всякую минуту за мешок травы, за охапку дров, без которой им жить нельзя, за ушедшую лошадь с их земли на господскую терпят не переставая штрафы, побои, унижения.

Как-то раз я по дороге разговорился со слепым крестьянином-нищим. Узнав во мне по разговору грамотного, читающего газеты, но не признав за господина, он остановился и с значительным видом спросил:

—  А что, слушок есть? Я спросил:

—  О чем?

— Да об земле об господской.

Я сказал, что ничего не слыхал. Слепой покачал головой и больше ничего не стал спрашивать.

—  Ну, что говорят о земле? — спросил я недавно у своего бывшего ученика, богатого, степенного и умного, грамотного крестьянина.

—  Точно, болтает народ.

—  Ну, а ты что думаешь?

—  Да, должно, отойдешь, — сказал он. Из всех совершающихся событий это одно важно и интересно для всего народа. И он верит, не может не верить, что отойдешь. Он не может не верить в это, потому что ему ясно, что размножающийся народ, живущий земледелием, не может продолжать существовать, когда ему оставлена только малая часть земли, которой он должен кормить себя и всех паразитов, присосавшихся к нему и распложающихся на нем.