О забастовках и не только

«Договор между капиталом и трудом никогда не может быть заключен на справедливых условиях» — этот вывод Маркса подтверждается сегодня ростом забастовочного движения во всём мире. О значении и характере этого явления в современных условиях нам согласился рассказать представитель Совета по воссозданию Российской социал-демократической рабочей партии Сидор Жнец.

КС: Статистика, если она не сильно врёт, свидетельствует о том, что спад забастовочного движения начался в России после 1997 года и к 2008 году достиг критического минимума. Это действительно так?

С.Ж: Российская официальная статистика в той части, которая касается классовой борьбы, врёт сильно и бессовестно, – и ждать от неё чего-то иного было бы наивно. Буржуазная статистика – она на то и буржуазная статистика, чтобы определённые области общественной жизни оставались для неё… то есть, для рядовых граждан, которые пытаются ею пользоваться, – “неведомой землёй”.

При этом, в 90-ые годы получить достоверные данные было несколько легче, поскольку существовала довольно острая политическая борьба… думаю, читатели помнят, что ещё в 1998 году в “Государственной думе” было больше двух сотен депутатов, так или иначе связанных с партией, которую возглавлял, да и сейчас возглавляет, Зюганов Г.А. Существовал так называемый “красный пояс”, – области, где даже “губернаторы” представляли эту партию… В общем, статистики испытывали давление с разных сторон, – и им приходилось угождать “и нашим, и вашим”, иногда говорить правду.

В 2000-ые определённая буржуазная группировка, олицетворением которой можно считать Путина В.В., крепко взяла управление государством в свои руки, оттеснила на обочину или подчинила себе прочие буржуазные группировки, – про силы, представляющие рабочих и вообще трудящихся, и говорить нечего. Соответственно, люди, отвечающие за российскую статистику, тоже стали подчиняться исключительно этой группировке. Плоды этого положения – соответствующие. В начале 2010 года широкую огласку получили “статистические данные”, согласно которым за весь 2009 год в России произошла всего… одна забастовка (http://www.gazeta.ru/comments/2010/02/15_a_3324039.shtml). Даже в буржуазной среде (в широких массах буржуазии, так сказать) – это вызвало тогда возмущение.

Но кое-как данные, которые Вы привели в вопросе, действительность, конечно, отражают. В 1997 – 1998 годах в России, действительно, случился революционный подъём, прошло несколько всероссийских стачек, Рельсовая война, походы горняков на Москву… закончилось всё это, по большому счёту, ничем: капиталисты удержались у власти, благодаря ряду обстоятельств (не в последнюю очередь – значительному росту цен на нефть и другое сырьё), смогли укрепиться, укрепили свои карательные подразделения и, кроме того, получили некоторую возможность для подкупа отдельных групп рабочих. Естественно, движение не могло не пойти на спад.

КС: Насколько, по Вашим наблюдениям, изменилась ситуация к сегодняшнему дню?

С.Ж.: Какого-то резкого подъёма в рабочем движении не наблюдается, – это заметно невооружённым глазом. В то же время, и об отказе от борьбы – речи нет. С 2010 года наметилось определённое обострение, – от сугубо мирной борьбы рабочие стали переходить к насильственным действиям. Здесь нельзя не вспомнить Междуреченское восстание в мае 2010 года (Кемеровская область) и ряд восстаний на острове Русский (Владивосток) в 2010 – 2011 годах, – и в том и в другом случае против рабочих правительство бросало отборные карательные подразделения, так называемые “внутренние войска”.

В самое последнее время стал особенно заметным раскол в российском рабочем движении, который вообще свойственен рабочим движениям в развитых капиталистических государствах в эпоху империализма. Всё громче о себе, как о самостоятельной силе, заявляет рабочая аристократия – наиболее высокооплачиваемые рабочие, получающие определённые выгоды (помимо, собственно, высокой зарплаты) от существования буржуазного порядка. Яркий пример – обозначившееся в декабре 2011 года движение “уральских рабочих” в поддержку Путина. Конечно, этот пример – довольно смешной (даже в качестве “лица” этого движения выступил не рабочий, а начальник танкового цеха Уралвагонзавода Холманских И.Р.), но, для внимательного наблюдателя, показательный. Тем более, что в поддержку Путина выступили не только профсоюзы, объединённые в “официальную” ФНПР, – но и ряд “свободных” объединений, таких как “Соцпроф” или Союз профсоюзов России (часть Конфедерации труда России, включающая в себя, между прочим, и известный Российский профсоюз локомотивных бригад железнодорожников [ныне – Межрегиональный профсоюз железнодорожников], прославившийся забастовкой на Московской железной дороге в 2008 году). Профсоюзное “чиновничество” вполне ясно заявило, что ему с Путиным – по пути.

КС: Если сравнивать количество забастовок и численность их участников в России и на Западе, наша страна сильно отстаёт по этим показателям?

С.Ж.: Чисто количественно – конечно, наша страна отстаёт, особенно если сопоставлять численность бастующих с численностью всего населения. Но вообще, забастовочная активность в России и на Западе – это не вполне сопоставимые величины. Конечно, и там, и там, – капитализм, но на Западе буржуазный порядок, в среднем, гораздо более терпим к выступлениям рабочих. У западноевропейских и североамериканских государств – иной исторический путь, поскольку они не жили в условиях диктатуры пролетариата; там – другая история взаимоотношений капиталистов и их правительств с профсоюзами. Наконец, в ведущих империалистических государствах, живущих за счёт ограбления всего остального мира, слой рабочей аристократии гораздо больше по численности, чем в России, и обладает большей силой. С одной стороны, этот слой может довольно-таки сильно давить на правительства, – с другой, будучи заинтересованным в сохранении существующего порядка, он помогает капиталу держать в узде основную массу западноевропейских и североамериканских рабочих. Забастовок на “Западе” больше, в них участвует больше народу, они создают больше шума, – но это и всё. Если буржуазным правительствам надо повысить пенсионный возраст или урезать социальное обеспечение, – они, как правило, этого добиваются, несмотря на многотысячные протестные действия, и даже всеобщие забастовки.

В этом смысле одна “русская” забастовка может идти за десять, а то и за все сто “западных”…

КС: Известно, что наши классики определяли забастовку, как одну из основных форм классовой борьбы пролетариата. Несомненно, она остаётся проявлением этой борьбы, указывая на антагонизм между трудом и капиталом. Кроме того, в ходе забастовки рабочим иногда удаётся добиться выдвинутых требований. Этим исчерпывается роль и значение забастовок сегодня?

С.Ж.: Для российских пролетариев забастовка вообще стала одной из двух основных (наряду с голодовкой) форм классовой борьбы, поскольку состояние теоретических и политических форм классовой борьбы на сегодня, если очень мягко говорить, оставляет желать лучшего.

Главный смысл забастовок, – в том, что рабочие в ходе стачек получают опыт совместных боевых действий против капитала. Собственно, этим смысл забастовок и исчерпывается, если речь не идёт о политических забастовках (а пока о них в России речь не идёт, хотя сейчас, например, в рядах противников Путина обсуждается мысль об организации всероссийской политической забастовки, – и, в общем-то, это возможно… хотя, на мой взгляд, простой отказ от уплаты налогов со стороны всех сторонников “честных выборов” имел бы, сегодня, куда более сильное действие).

КС: Из истории известно, что буржуазия всегда вела борьбу с забастовками, опираясь при этом на государственный аппарат. Сегодня ситуация, похоже, меняется. Во всяком случае, буржуазное государство рассматривает забастовку как нормальный, цивилизованный способ решения коллективных трудовых споров. Организация забастовки, права и обязанности сторон регламентируются Трудовым кодексом, и наблюдается тенденция к либерализации трудового законодательства в этой части. Почему буржуазное государство фактически встаёт на сторону трудящихся?

С.Ж.: То, что буржуазное государство встаёт на сторону трудящихся – не более, чем видимость. Но видимость эта, естественно, откуда-то появилась. Дело вот в чём. За времена, прошедшие с тех пор, как Марксом и Энгельсом были открыты наиболее общие закономерности общественного развития, мир сильно изменился, – и это все знают, и даже многие любят об этом говорить. Но не все знают (и тем более – не все любят говорить) о том, в каком направлении изменился мир за эти, условно говоря, полтора века. Между тем, за эти полтора века чрезвычайно развились производительные силы человечества, во многом стали призрачными границы между государствами (не во всём, конечно), укрепились связи между различными отрядами человечества в самых разных, порой чрезвычайно большими расстояниями друг от друга отделённых, землях. В то же время, коренных изменений в способах управления производительными силами не произошло: по-прежнему существует частная собственность (и развитие, например, акционерных предприятий, на которое часто указывают, мало что изменило по сути – собственники по-прежнему являются частниками, они по-прежнему разделены между собой и противостоят друг другу, как конкуренты, это справедливо и для разных акционеров одного предприятия). То есть к коммунистической революции мир, что неудивительно, стал только ближе, – если раньше складывающиеся условия говорили о её необходимости, то теперь они об этой необходимости просто-таки вопиют.

Естественно, капиталисты и их государства начинают делать некоторые уступки рабочим, – потому что если они будут просто пытаться сохранить существующее положение вещей, то сам ход истории их сметёт с пути. Смысл уступок – загнать движение трудящихся в определённые границы, о которых нельзя сказать, что они уж очень узки, – но пока трудящиеся действуют в этих границах, капиталистические отношения находятся в безопасности. А капитализм не рухнет просто от того, что рабочий откажется работать, – он рухнет от того, что рабочий откажется работать по-старому, чтобы начать работать по-новому; откажется работать в качестве наёмного раба, – чтобы начать трудиться в качестве свободного коммунистического творца. Капиталисты и их обслуга, худо-бедно, всё это понимают.

КС: Буржуазные социологи утверждают, что широкие права на забастовку и связанная с этим организованная солидарность рабочих крайне выгодны собственникам и высшему менеджменту предприятий. Прокомментируете, пожалуйста, высказывание одного из ведущих российских специалистов по социологии труда В.Ядова в интервью журналу «Огонёк»: «Недавно мы исследовали 5 крупных машиностроительных предприятий. Директор одного из них—молодой красавец, на разных языках говорит—единственный, кто пригласил социологов, чтобы понять ситуацию на заводе. На этом предприятии два профсоюза, «официальный» и свободный. Мы спрашиваем директора, зачем ему второй профсоюз? Он отвечает: «Первые только приходят и просят, а от вторых я узнаю, что происходит на самом деле». Это умный директор. И в целом налицо положительная тенденция: в некоторых крупных промышленных компаниях руководители начинают понимать, что люди—это самый важный капитал. Поэтому обращаются к социологам, психологам, чтобы наладить трудовые отношения».

С.Ж.:  Владимир Александрович Ядов – такая же “научная” проститутка, как и подавляющее большинство российских “обществоведов” старшего поколения. “Пламенные марксисты-ленинцы” до 1991 года – столь же “пламенные” защитники капитализма после 1991 года; при всём при том – одинаково бесполезные как рабочим, так и самим капиталистам, поскольку эти “учёные”, толком, неспособны даже своих хозяев снабжать достоверными данными об обществе. Как гуманитарий, получивший высшее образование уже сильно после 1991 года, я знаю, о чём говорю.

Я вообще не уверен, что описанный им случай имел место в действительности, – но если и имел, то ничего нет удивительного в том, что оценки были описанными людьми расставлены так, как они были расставлены. Итак, на предприятии – две профсоюзных ячейки; это уже означает раскол среди рабочих; даже если руководителям этих ячеек удастся договориться (так бывает), то, всё равно, совместные действия рабочих этого предприятия будут затруднены. В добавок к этому, один из “профсоюзов” явно создан для шпионажа в рабочей среде: “…от вторых я узнаю, что происходит на самом деле”. Естественно, подобная “организованная солидарность” рабочих крайне выгодна и капиталистам, и всякой их обслуге, включая “социологов”, подобных господину Ядову. Для них внедрение шпионов буржуазии в рабочую среду – это “положительная тенденция”. Впрочем, вот это всё и заставляет меня усомниться в достоверности рассказа: ну, не стал бы капиталист столь откровенно своих шпионов среди рабочих сдавать первому встречному, даже если этот встречный – Ядов.

Да и Ядов… всё-таки, образование в Советском Союзе получил, – так с чего бы ему быть настолько глупым, чтобы на всю страну рассказывать о том, что, под видом “профсоюзных активистов”, его хозяева внедряют в рабочую среду своих ищеек.

КС: Последняя крупная забастовка работников аэропортов, которая проходит сейчас в Германии, носит довольно массовый характер и является, по словам представителей профсоюзов, последним предупреждением работодателям перед переговорами. На переговорах будет обсуждаться процент повышения заработной платы. Профсоюзы требуют повышения на 6,5%, работодатели согласны лишь на 3,3%. Не будет ли в результате достигнута договорённость по типу коммерческой сделки? Ну, скажем, стороны согласятся на 4% или 5%.

С.Ж.: Скорее всего, между руководством немецких профсоюзов и правительством будет заключена некая сделка – не первая и не последняя. У западноевропейской (в частности — немецкой) рабочей аристократии – богатый опыт сделок с капиталистами и их правительством. Ну, а масса немецких рабочих, пока, остаётся игрушкой в руках рабочей аристократии, – игрушкой, которую, иногда, можно использовать для “последних предупреждений перед переговорами”.

КС: Почему везде в мире коммунистические организации если и поддерживают забастовки рабочих, то только на словах? Должны ли коммунисты принимать активное участие в организации забастовок или руководство классовой борьбой пролетариата это не подразумевает?

С.Ж.: Ну, это вопрос, скорее, не ко мне, а к руководству соответствующих общественных объединений… Лично я не думаю, что в мире сейчас так уж много коммунистов, – во всяком случае, тех, кого можно было бы назвать коммунистами в полном смысле этого слова. Некоторые “коммунистические партии” за границей, например, – это просто объединения мошенников, созданные в своё время для того, чтобы получать деньги из Советского Союза; сейчас чем они кормятся – не знаю, может, Китай их кормит, чтобы иметь кое-где своих агентов влияния, может – США… Другие “коммунистические партии” пошли по пути оппортунизма, стали всячески сотрудничать с собственными буржуазными правительствами, обуржуазились сами и потеряли связь с пролетариатом. Естественно, подобные партии не могут руководить борьбой пролетариата – да им это и ни к чему.

КС: Но ведь очевидно, что левое движение в мире активизируется.

С.Ж.: Конечно, есть немало людей, являющихся, в той или иной степени, сторонниками коммунизма. То есть, они хотят, чтобы на смену существующему капиталистическому порядку пришёл более справедливый, человечный, основанный на взаимовыгодном сотрудничестве между людьми, – это я не научное описание коммунизма даю, а пытаюсь описать представления людей, о которых идёт речь. Коммунистами я бы их называть не стал, – скорее это левая общественность, из которой могут выти и коммунисты, и анархисты, и… ещё кто-нибудь. Таких людей, как я уже сказал, довольно много, и у них есть собственные объединения, даже партии. Но большинство таких людей (и в России, и за границей) обладает рядом свойств, которые сильно затрудняют дело.

Целостное коммунистическое мировоззрение у большинства представителей левой общественности, зачастую, отсутствует. При этом, они, нередко, много читают, и читают самые разные книги, читают довольно-таки беспорядочно – поэтому у них не только не складываются правильные представления о марксизме-ленинизме, но и складываются извращённые представления, и с ними оказывается довольно трудно бороться, потому что люди к ним приходят сами. Не обладая же необходимыми знаниями (а зачастую – и находясь в плену ложных представлений) о действительности, такие люди оказываются неспособными к руководству рабочим движением. Даже если они пытаются идти к рабочим, – зачастую оказывается, что сказать пролетариям они ничего дельного не могут. Поэтому и не остаётся левой общественности ничего, кроме словесной поддержки действий пролетариев, даже если сами эти действия ошибочны.

КС: И почему так получается?

С.Ж.: Мне кажется, дело вот в чём. В начале XX века мировой пролетариат одержал ряд важных побед, начиная от Октябрьской революции и заканчивая победой Советского Союза во Второй Мировой войне и возникновением Социалистического содружества. Нет ничего удивительного в том, что у союзных рабочим интеллигентов начала кружиться голова, – а под их влиянием голова закружилась и у иных рабочих. Тем временем, мировой капитал и его союзники в странах победившего социализма собрали силы и стали наносить ответные удары, – и к концу XX века Советский Союз был уничтожен, в ряде других социалистических государств произошли открытые контрреволюции, – а ещё в некоторых государствах произошло перерождение руководства бывших коммунистических партий, и там возникло такое мерзкое явление, как “капитализм под красным флагом”. То есть, как это было: сперва – очень большие успехи, рождавшие надежду на то, что ещё немного, и всё человечество будет жить при коммунизме, затем – достаточно резкое падение, и вот уже кажется, что от коммунизма мы даже дальше, чем в 1917 году. И всё это сопровождается, естественно, чудовищных объёмов лживой пропагандой, порочащей социалистическое строительство. В интеллигентской среде появилось разочарование в марксизме-ленинизме, желание его “подправить”. То есть, зачастую сперва некоторый отряд интеллигенции, под влиянием успехов СССР, догматически усваивал некоторые положения марксизма, – а затем довольно резко начинался “пересмотр”. Быстро “выучили”, столь же быстро “переучились”, потом появилось следующее поколение, для которого получившаяся гремучая идеологическая смесь уже представляла собой данность. А в итоге всё пришло к тому, о чём я говорил раньше – “марксистов” много, а знающих марксизм-ленинизм – единицы, и никто их не слушает.

Рано или поздно это положение, конечно, будет изжито, но вот рано или поздно – сказать не берусь. Надеяться, конечно, хочется на то, что, всё же, возрождение коммунистического движения в мире случится достаточно скоро, потому что рабочее движение остро нуждается в настоящем коммунистическом руководстве. Пример той же Греции, где трудящиеся за три года провели порядка десяти всеобщих забастовок, но не смогли не только свергнуть капитализм, но и скинуть данное буржуазное правительство (которое, в конце концов, вынуждено было уйти под давлением западноевропейских империалистов), говорит сам за себя.