
«Это жизнь». Горе
Сергей Корнеенко
Отец подходит к этажерке, на которой лежит большая коробка. Сашка скосил глаза. Ослепительно сверкнул бело-золотой аккордеон, именно такой, о каком он давно мечтал. Сашке становится жарко. Он подавляет вздох. И тут же отводит глаза.
— Мне не надо,— говорит он равнодушно.— Я больше не хочу играть на аккордеоне.
— Как знаешь, как знаешь…— растерянно бормочет отец.
Он бросает аккордеон на диван. Слышен короткий, жалобный звук.
— Да, ты очень изменился, Сашок, ты очень вырос,— говорит отец, вдруг нежно улыбаясь и задумчиво глядя на сына.— И какой же ты стал у меня красивый!
— Я похож на маму! — дерзко бросает Сашка.
Нину, кажется, раздражает этот подросток.
— Твою сестричку Танечку, я надеюсь, не перестали интересовать куклы. Все маленькие девочки любят играть в куклы,—говорит она, щуря глаза.— Я сама ее выбирала… Смотри, какая красота! Закрывает и открывает глазки…
Она извлекает из чемодана роскошную куклу в розовом наряде.
— Да, Сашок, я прошу тебя передать это Танечке…— взволнованно говорит отец.
— Танечке не нужна воша кукла! — выкрикивает Сашка.— Я кончаю семилетку… я буду работать, я сам… сам куплю Танечке куклу!.. Еще лучше!.. Еще лучше!
Голос его дрожит.
Сашка хватает ушанку. Он бежит к двери.
— Я просто пришел… я пришел тебе сказать… Я от тебя… отказываюсь! Не пиши мне и не звони нам! Ты нам чужой…
Сашка, забыв надеть калоши, выбегает в коридор. Слезы застилают его глаза.
Отец торопливо выходит вслед за Сашкой.
— Сашка, постой! Постой! Я прошу тебя!.. Сашка!
Но мальчик уже бежит по широкой лестнице. Он прячется за кадку с большой пальмой. Он плачет.
Мимо него быстрыми шагами прошел отец. Сашка видит его бледное, расстроенное лицо.
«Папа! — хочется крикнуть мальчику.— Я люблю тебя! Но мне так тошно!..»
Он упрямо молчит, стиснув зубы.
Отец возвращается. Его лицо угрюмо. Он медленно и устало поднимается вверх по лестнице. Его встречает на площадке Нина. Сашка видит: щеки ее сейчас покрыты багровыми пятнами, губы сердито прыгают, глаза сузились:
— Чего это ради ты помчался за ним? Как глупо! — почти кричит она (голос ее совсем не похож на тот, каким она предлагала Сашке сладости).— Я, кажется, все сделала, что могла, для этого мальчишки!..
— Для меня он не «этот мальчишка», а сын,— мрачно говорит отец.
— Ах, ах, простите, пожалуйста!..
— Твой насмешливый топ неуместен… Прекрати это… Ты ничего не понимаешь…
Хлопнула дверь.
Сашка, подавленный, выходит на улицу. Никогда еще в жизни на его душе не было так горько. Все его существо потрясено тем, что случилось.
На улице уже сумерки, и все кругом голубое и немного печальное — снег, окна, крыши.
Сашке не хочется идти домой: он не в силах рассказать матери правду, а врать ей он тоже не может.
И он долго бродит по улицам, чувствуя себя одиноким.
Уже горят лампы, когда он возвращается домой.
Мать смотрит на Сашку тревожно. У нее лихорадочно блестят глаза.
— Долго же ты там гостил!..— говорит она, и губы ее дрожат.— Отец был один? — спрашивает она тихо.
— Да,— бормочет Сашка, отводя глаза от глаз матери.
— О чем же вы говорили?
— Так… вообще… о школе… ничего особенного. Мама, у меня болит голова, я лягу спать.
— Разве ты не будешь ужинать? — говорит мать.
— Я пойду спать, мама. Спокойной ночи,—повторяет Сашка и уходит в другую комнату.
Танечка спит, прижав к себе старую тряпичную куклу, которая никогда не закрывает нарисованных тушью глаз.
Сашка быстро раздевается и ложится в постель. Он натягивает одеяло на голову, чтобы не слышать, как плачет мать.
Сашка думает об отце, матери…
«Думаете, что я мальчишка и ничего еще не понимаю! Я все понимаю… Если бы знали, если бы только
знали, как мне тяжело сейчас! Отец… Может быть, он воображает, что все это сегодня из-за того, что нам стало труднее жить? Мы не пропадем без него. Не в этом дело! Если бы он знал, как я… Он для меня был самым большим, самым умным, главным!..»
…Кто-то тихо стучит в дверь.
Мать открывает. Сашка слышит ее голос:
— Это ты? Зачем ты пришел?
И виноватый голос отца:
— Сашка забыл калоши.
— Благодарю,—сдержанно говорит мать, но в голосе ее закипает гнев.
Молчание.
— Вешалка висит слишком высоко,— вдруг робко говорит отец.— Танечке неудобно вешать пальто…
— Да, пожалуй… Надо будет сделать пониже.
И снова тягостное молчание.
— Накинь платок или закрой дверь. Ты простудишься…
— Ничего… Ты уйдешь, и я закрою… Все?
Мамин голос суров.
Сашке страшно. Мама сейчас захлопнет дверь.
— Нет, не все,— тихо говорит отец.— Дай мне взглянуть на них… Прошу тебя!
И вот отец неслышно входит в комнату.
Он долго смотрит на круглое, разгоряченное во сне личико Тани. Потом он садится на край Сашкиной кровати.
Сашка почти не дышит.