Третья встреча

Сатирический рассказ советского публициста М. Эделя о встрече в Париже помещика-эмигранта и его бывшего холопа (1960г.).

К газетному киоску близ парижского Дома инвалидов подошел коренастый человек в соломенной шляпе, чесучовом пиджаке и украинской вышитой рубашке.

— Извиняйте, — сказал он киоскеру, — не вы часом будете Евгений Николаевич Кантакузен?

— Да. Я — Кантакузен, — ответил по-русски киоскер и приподнял шляпу.

— Ну что вы скажете! Значит, это именно вы? Мне один земляк сказал, что вы тут торгуете разными книжками и газетами.

— Земляк?

— Ну да. Шофер такси, еще такой… не старый. По разговору узнал, что я из Украины, и говорит: «Ваш земляк, князь Кантакузен, у Дома инвалидов руководит киоском». Я ему и говорю: «Гони туда, я его проведаю». А моя фамилия Безручко. Не вспоминаете? Я у вас личным конюхом служил и ординарцем.

Бывший князь Кантакузен, как бы размышляя, опустил веки, провел рукой по закрученным кверху седым усам и тихо произнес:

— Вас, кажется, Митькой… Дмитрием звали?

— Ну что ты скажешь, вот память! Узнали. Ну, здравствуйте, господин ротмистр! Я тут в Париже другой день туристом гуляю. Ничего город, живой, веселый.

Бывший ротмистр Елисаветградского гусарского полка, бывший князь Кантакузен, бывший крупный помещик на юге Украины вышел из киоска и пригласил бывшего конюха сесть на скамью под платаном.

— Так вы оттуда?

— Откуда же мне быть! Там же наша Украина, УССР, СССР. Вы наши газеты читаете?

— Иногда читаю, — уклончиво ответил Кантакузен.

— Ну, так вам все известно, что и как у нас…

— Кое-что слышал. Ну, как там теперь в моем имении?

— В ваших бывших имениях — Мартыновском и Колосовке? …О-о! Вы их теперь и не узнаете, ровным счетом. Значит, вы меня узнали? А помните, Евгений Николаевич… это я к слову, вы не обижайтесь… помните, один раз вы прямо из седла лупцанули меня хлыстом по глазам?

Бывший ротмистр невольно поглядел на Безручко, и убедившись, что его глаза целы и глядят весело, успокоился.

— Помнится, вы не вычистили коня как следует.

— Что ты скажешь, вот память! Нет, конь был вычищен по правилам, только вы не в духе были, потому в то время в Петрограде произошел переворот, большевики власть взяли.

— Помнится, я заплатил штраф…

— Хотели. Но не успели. Мы сразу ваш палац заняли.

— Да. Да. Нехорошо вы, крестьянское общество, поступили со мной. Захватили имения, растащили хлеб, угнали скаковую конюшню… Мне пришлось ночью пешком бежать на станцию Веселиново. И этим бунтом, кажется, верховодили вы, бывший гусар.

— Ну что ты скажешь, все помните, верно, именно я, — обрадовался Безручко. — Потом у нас с вами, Евгений Николаевич, еще одна встреча была. В девятнадцатом году.

Кантакузен поглядел поверх золотого пенсне.

— Под Березовкой. В тот день подо мной был ранен Алмаз.

— Верно, не забыли. Я вас тогда чуть- чуть в плен не взял, вы тогда командовали конным офицерским полком. Ох и тикали господа офицеры, ох и драпали же — до самой одесской гавани без остановки! Вы в то время куда подались, Евгений Николаевич? В Крым?

— Нет, прямо в Париж.

— И правильно сделали. Было же ясно, что обратно вам свои имения не получить. А другие к Врангелю подались, но мы их и оттуда наладили. А я, между прочим, вылечил Алмаза и в совхоз привел.

— Редкий конь был. Нет у вас таких лошадей. наверное.

— Ну, что вы такое говорите! Получше есть. О-о! Сколько у вас в обоих имениях лошадей было?

— Сто шестьдесят восемь рабочих и восемнадцать кровных.

— Ну что ты скажешь, вот память! А у нас? Триста одиннадцать лошадей на племенной ферме, которой, между прочим, я заведую, и рабочих лошадей сто восемь. Кроме того, тысяча механизированных лошадиных сил в виде тракторов и комбайнов. Вы сколько под озимые пахали?

— Девять тысяч десятин примерно.

— Верно, хорошо помните. А мы? Двадцать одну тысячу гектаров. Вы сколько с десятины брали? Семьдесят — восемьдесят, ну девяносто пудов. А мы? Двадцать пять — двадцать семь центнеров с гектара. Вот какое дело. Вы бы приехали и поглядели. А чего, купите туристскую путевку и приезжайте. Вам, наверное, интересно поглядеть. что было и что есть в настоящее время. Я бы вас встретил, верное слово, — все-таки мы же однополчане.

— Зачем я вам?

— А чего, мы бы в клубе вечер устроили, нехай молодежь вам вопросы задает. А то говоришь им, говоришь: здесь князь был, старый режим, эксплуатация рабочего человека, не было тут ни техники, как сейчас, ни электростанции на Буге, ни самолетов-опылителей. А они не представляют себе, как это на два имения один агроном служил и ни одной агролаборатории не было.

— М-да… Помните, был у меня в Колосовке кузнец Аким?

— Широченко? Не забыли, ну что скажешь! Помер он. А сын Акима генерал. Танкистский генерал. Его танки до самого Берлина дошли. Приезжайте, мы бы с вами в Николаев съездили.

— Существует в Николаеве французский завод?

— Ну, как это — существует? Такой теперь громадный стал. Помните, мы с вами в шестнадцатом прибыли на Урал ремонтерами? И на завод ходили. Вы бы поглядели теперь, какие там заводы, например «Уралмаш», шесть дней надо, чтобы только по цехам пройтись. Я был там. На экскурсии. А Киев! Приезжайте, а то словами не расскажешь. Познакомитесь с нашей жизнью, потом в Париже могли бы лекции читать — допустим, на тему: «Что было и что есть». У вас тут, наверное, есть общество по распространению? Я сам по этим вопросам доклады делаю, потому что я всю историю лично пережил, и про вас, между прочим, рассказываю. И вы многое пережили, вам тоже есть о чем рассказать Верно?

— Все же обидели вы меня, — всерьез сказал бывший князь Кантакузен.— Сколько земли, чернозему, инвентаря, молочного скота, дорогой мебели, кровных лошадей присвоили и ничего мне не заплатили. Даже автомобиль вам оставил.

— Верно, черного цвета. Все помните. Мы его потом, чертяку, на волах таскали в подарок красному командующему Сиверсу. Между прочим, у меня теперь собственный «Москвич» имеется, последней модели. Ничего, хорошая. А насчет того, что мы вам не заплатили, вам обижаться не следует, потому что мы действовали на основании закона.

— Какого закона?!

— Пролетарской революции. А как же! Вам обижаться не надо, мы же не только вам не заплатили, но и другим, ни французским капиталистам, ни бельгийским заводчикам, ни английским. Вы «Государство и революция» Владимира Ильича Ленина читали? Прочитайте. Там все научно доказано насчет национализации земли, фабрик, заводов, железных дорог и прочего. А как же, мы и тогда по закону действовали и сейчас в том же духе действуем.

—- За чей счет вы приехали? — чтобы переменить тему, спросил Кантакузен.

— За свой счет, а как же! Я попросил сына — он в Киеве на заводе инженером работает — купить мне путевку, туристскую… Получил путевку, сел на самолет — и айда в Ленинград, на теплоход «Победа». И на нем к вам, в Марсель и в Париж.

— Значит, я бы мог приехать? …И, примерно, в Мартыновское?

— А как же. Дайте телеграмму — встретим. Кто к нам теперь не ездит! Со всего свету едут, потому что есть чего посмотреть. Посидим, поговорим — пускай молодежь послушает, какой была жизнь для народа до Октябрьской революции, кто как жил. Допустим, как вы, князь Кантакузен, жили и как я, например, бывший ваш батрак Дмитрий Безручко, жил. А чего, история чистую правду любит. У вас, наверное, фотографии имеются, захватили бы их — пусть люди посмотрят, каким было Мартыновское при вас и каким оно стало теперь — советский совхоз.

— Вы угадали, у меня хранятся фотографии. И документы храню, на землю, на постройки, опись имущества храню. — вздохнул бывший князь.

— Ну что ты скажешь, не забываете. Сохраняете? Вот и хорошо! Покажете их нашим комсомольцам — им будет полезно наглядно увидеть живого князя, да еще с архивными документами. А если пожелаете, Евгений Николаевич, можно эти документы сдать в наш музей. Как память. В общем — приезжайте, сами увидите, что натворила Октябрьская революция за сорок лет. Адрес вы знаете? Не забыли. …Вот память, ну что ты скажешь!

Бывший батрак, ныне заведующий крупной племенной конефермой на Украине, бывший князь, ныне заведующий киоском в Париже, расстались. В третий раз за последние сорок лет.