«За правду знатью не любим»

Продолжаем публикацию очерка Н.Яновского-Максимова «Крылов».

…В начале 1789 года в Москве, на Кузнецком мосту, в книжной лавке Зандмарка стала приниматься подпис­ка на новое ежемесячное издание под названием «Почта духов, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воз­душными и подземными духами». Редактор, издатель и автор «Почты духов» — И. А. Крылов.

Судя по смелому, обличительному тону сатирическо­го журнала, современники считали, что автором многих статей являлся Радищев. Указывали, что появление «Поч­ты духов» совпадает по времени с выходом в свет книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».

Приезжавший в Россию француз Массой, называя в своих записках Радищева автором «Почты духов», пи­сал о нем: «Он занимался литературой и издал сочине­ние под названием «Почта духов», периодическое изда­ние, самое философское и самое едкое, какое только ког­да-нибудь осмеливались издавать в России».

Авторство Крылова в «Почте духов» несомненно. Раз­норечивые утверждения некоторых критиков, будто писал один Радищев, неверны, но указывают на тесные идео­логические связи  Крылова с Радищевым, их общую устремленность к свободе, сильное влияние Радищева на молодого Крылова, которому к тому времени минуло только двадцать лет.

«Почта духов», просуществовав около года, вынуж­дена была закрыться. Радищев был сослан в Сибирь. Новиков арестован. Близкий Крылову Рахманинов — одаренный литератор, первый переводчик Вольтера в России — вынужден жить в провинции. Но Крылов не складывает оружия. Он снова вступает в борьбу.

Вместе с молодым литератором Клушиным, актером Дмитриевским, драматургом Плавильщиковым Крылов создает в Петербурге на Марсовом поле типографию, открывает книжную лавку — создает дружественное пред­приятие под названием «Крылов с товарищи».

Имея в своем распоряжении типографию, где можно печатать свои сочинения, и книжную лавку для их рас­пространения, Крылов подумал и об издании журнала. В 1792 году стал выходить журнал «Зритель».

В обращении к читателям редакция журнала так определила свои задачи: «Право писателя—представлять порок во всей его гнусности, дабы всяк получил к нему отвращение, а добродетель во всей ее красоте, дабы пленить читателя: сим правом вознамерился пользовать­ся «Зритель».

В «Зрителе» Крылов продолжает, как и в «Почте духов», резко осуждать жестокие нравы, порожденные крепостничеством, разоблачает «порок во всей его гнус­ности», лесть, подлость, карьеризм. «Зритель» призывает бороться за правду, справедливость. В стихотворении Крылова о горькой судьбе разночинца звучат автобиогра­фические строки:

За правду знатью не любим,

За истину от всех гоним,

Умрешь и беден, и бесславен.

Судьба писателя оказалась другой. Крылов, пройдя в неустанной борьбе тяжелый жизненный путь, пришел к концу своей жизни победителем. Но в то время борьба Крылова с сильными мира сего только начиналась.

Каждый выходящий в свет номер «Зрителя» разил острой бичующей сатирой. Очерки «Каиб», «Мысли фи­лософа по моде» и другие сочинения Крылова вызвали обостренное внимание правительства. В результате — «Зритель» закрыт. Крылов взят.под надзор полиции. Но неугомонный журналист через год стал выпускать новый журнал — «Санкт-петербургский Меркурий». Содержание нового журнала было такое же, но общий тон был не­сколько приглушен из-за более жесткой цензуры. Участь «Меркурия» оказалась такой же, как и у «Зрителя»: журнал был закрыт.

По Петербургу поползли слухи о грозящей Крылову опасности. Карамзин, зорко следящий за молодым писа­телем, был настолько встревожен, что в письме к Дмит­риеву спрашивал: «…мне сказывали, что издателей «Зри­теля» брали под караул… Правда ли это?»

В мае 1792 года был произведен обыск в типографии «Крылов с товарищи». Петербургский губернатор Коновницын доложил фавориту Екатерины II — всесильному Платону Зубову, что разыскиваемая рукопись Крылова «Мои горячки» найдена в типографии и по его указанию отправлена в закрытом конверте во дворец лично импе­ратрице.

*

Крылов вызван во дворец. По личному повелению Екатерины II он должен явиться к ней. Надев новый синий фрак, причесав непокорные вихры, Крылов нанял карету и отправился во дворец.

Он был подготовлен к беседе с императрицей. Знал, что речь пойдет о рукописи «Мои горячки», знал также, что губернатор Коновницын, посылая рукопись, отметил закладкой отрывок под названием «О женщине в цепях».

«Мои горячки» состояли из ряда отдельных отрывков, объединенных общей идеей. По своему жанру это ряд аллегорий, написанных в сатирическом тоне на острые политические темы.

Императрица будет, наверное, упрекать и за повесть «Каиб». Кому неясно, что слова Каиба прямо относи­лись к Екатерине. «Каиб так начинал свои речи,— писал Крылов.— «Господа! я хочу того-то; кто имеет на сие возражение, Тот может свободно его объявить: в сию же минуту получит он пятьсот ударов воловьего Жилою по пятам, а после мы рассмотрим его голос».

…Лошади резво неслись вперед. Скоро дворец. Высо­чайшая аудиенция. А в сознании все ярче и ярче светятся отблески давно минувшего.

…Слезы матери… Голод. Челобитная «матушке-царице, заступнице» о помощи: «без подкрепления вашего императорского величества впаду в неописуемое от­чаяние».      

…Петербург… Нужда… Изнурительная в течение дол­гих ночей переписка канцелярских бумаг. …Первые шаги, первые радости… «Почта духов». Обыск…

…Радищев! — сверкнуло в сознании Крылова. Тре­вожные дни в Петербурге… Говорили: Екатерина немед­ленно потребовала представить ей вышедшую в свет книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», часами изучала каждую страницу и писала свои заме­чания. Прочитав тридцать страниц, воскликнула: «Тут рассеяние заразы французской!.. Он бунтовщик, хуже Пугачева!» Императрица отдала приказ немедленно за­точить Радищева в Петропавловскую крепость, а сама продолжала писать свои замечания о книге. А Радищев, приговоренный петербургской уголовной палатой к смертной казни, сорок дней ждал смерти в каземате. Екатерина смилостивилась — заменила казнь ссылкой в Сибирь, надеясь, что он не доедет туда. Больше года везли Радищева под конвоем до Илимска.

..Александр Николаевич! — проносится в сознании Крылова.— Вспоминаете ли наши встречи? В «Почте духов»? Мы так много говорили, так многого ждали. Я пронесу до конца дней моих строки «Вольности»:

О дар небес благословенный,

Источник всех великих дел,

О вольность, вольность, дар бесценный.

Позволь, чтоб раб тебя воспел…

Разве можно забыть, как по всей столице, из конца в конец ее, и стар, и млад, затаив дыхание, читали ваши огненные строки о царях-насильниках, о возмездии, ко­торое их ждет:

Злодей, злодеев всех лютейший,

Превзыде зло твою главу,

Преступник, изо всех первейший,

Предстань, на суд тебя зову!

…Бежит время. Карета мчится к дворцу… Минута, другая — и Крылов перед императрицей.

— Сочинитель Крылов, ваше величество! — говорит тихо, склонив голову, стоящий у кресла императрицы Платон Зубов, фаворит Екатерины, суровый временщик.

Императрица молчала. Сжав тонкие губы и буравя маленькими злыми глазками стоящего перед ней Крыло­ва, она долго внимательно разглядывала его.

«Так вот она какая!..» — думает Крылов, почтительно склонив голову.

Он знал о повадках Екатерины II. Знал о ее лице­мерии и коварстве. Разыгрывая роль покровительницы литературы и искусства, она душила свободное слово в стране. Екатерина II слала щедрые дары Вольтеру, который превозносил ее. У энциклопедиста, философа Дидро она за большие деньги купила его библиотеку и_,  назначив его хранителем библиотеки, выплатила ему жалованье за пятьдесят лет вперед. Она действовала то уговором, то подкупом, а то и огнем и мечом. Испугавшись французской революции, Екатерина II стала при­менять самые изощренные, жестокие меры, чтобы покон­чить с вольнодумцами в своей стране.

…Но что это?.. Екатерина, улыбаясь, что-то говорит… Ей трудно, видно, выразить свои мысли, говорит медлен­но, подбирая слова. Она, урожденная принцесса Ангальт-Цербская, мыслит по-немецки и переводит свои мысли на русский язык. Она увещевает Крылова, призывает к благонамеренности…

Аудиенция окончена. Вывод ясен: писать, печатать, распространять напи­санное отныне Крылову запрещено. Угадывая невыска­занное императрицей, боясь репрессий, Крылов решил спастись бегством.

И он исчез. Бежал из Петербурга. И словно потонул в безбрежном море российской провинции. Прошло десять лет. Крылов кочует. То появляется под Москвой, то время

от времени наезжает в Москву. О своем душевном состоянии Крылов писал тогда: «До сих пор все предприятия мои опровергались, и, кажется, счастье старалось на всяком моем шагу запнуть меня».

В Москве Крылов встречался с писателями: Карам­зиным, Дмитриевым, Херасковым, познакомился тогда с князем Голицыным. Эта встреча знаменует новый этап в жизни писателя. В имении Голицына под Киевом Крылов проявил себя не только как драматург, но и как актер, режиссер, художник, музыкант. В вотчине опального князя жили широко, шумно, весело: свой театр, оркестр из сорока музыкантов, многочисленная прислуга. Крылов — секре­тарь Голицына. Здесь Крыловым написаны две коме­дии — «Подщипа» и «Пирог».

…Дворцовый переворот. На престоле Александр I.

Князь Голицын назначен рижским губернатором. Крылов едет с ним в качестве секретаря. После двух лет службы Крылов выходит в отставку, возвращается в Пе­тербург и снова полностью отдается литературе.

В столице восстановлены старые связи, появились новые друзья. Крылов пишет пьесы, басни, переводит Лафонтена. Работает много, словно стремится наверстать упущенное за годы «добровольного» изгнания. И вот уже на московской сцене поставлена написанная в изгна­нии пьеса «Пирог». За нею — комедия «Модная лавка», «шутотрагедия «Трумф» и другие. Но сила сатирическо­го таланта Крылова в баснях. Появившиеся в «Москов­ском зрителе» две басни Крылова — «Дуб и Трость» и «Разборчивая Невеста» — сразу обратили на себя внима­ние. О них заговорили.

«Басни были призванием его, как по врожденному дарованию, о котором он сам даже, как будто, не дога­дывался,— писал о нем Вяземский, весьма критически относящийся к Крылову,— так и по трудной житейской школе, через которую он прошел».

(Окончание следует)