Другие новости

Человек из народа

25 сентября 2011 10:59
Татьяна Васильева


Предлагаем вниманию наших читателей очередной очерк из книги Н.Яновского-Максимова «Сердцу дорогие приметы» о великом русском баснописце, которого незаслуженно записали в ленивцы и лежебоки, Иване Андреевиче Крылове.

В доме Олениных шумно. Съезжаются гости. Их ра­душно встречает хлебосольный хозяин, известный в высшем петербургском свете Алексей Николаевич Оле­нин, ученый, директор императорской публичной библио­теки, где младшим библиотекарем служит титулярный советник Иван Андреевич Крылов.

Из-за титулярного советника и приехали гости. Приехали, чтобы послушать новые басни в его испол­нении. Ему минуло сорок лет, когда вышел первый том басен. О книге заговорила вся Россия. Крылов стал знаменит.

В гостиной полно народа. Приехал Пушкин. Царит непринужденное оживление. Читают стихи, экспромтом сочиняют эпиграммы, разгадывают шарады. Вечера в доме Олениных привлекали лучших людей столицы. Здесь наряду с Пушкиным и Крыловым бывали Жуков­ский, Батюшков, Гнедич, многие известные музыканты, художники.

К Олениным приехала молодая генеральша Анна Пет­ровна Керн. О встрече с ней Пушкин позже писал: «Я помню чудное мгновение: передо мной явилась ты…».

О вечере у Олениных Керн вспоминала: «На одном из вечеров у Олениных я встретила Пуш­кина и не заметила его; мое внимание было поглощена шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовал Крылов, Плещеев и другие. Не помню, за какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посередине залы; мы все столпи­лись вокруг него, и я никогда не забуду, как он был хо­рош, читая про осла! И теперь еще мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: «Осел был самых честных правил!»…»

Чуткое ухо Пушкина уловило саркастическую фразу Крылова. Чуть-чуть изменив ее, Пушкин потом начал своего «Евгения Онегина» словами: «Мой дядя самых честных правил…».

Пушкин и Крылов… Такие разные, несоизмеримые. И вместе с тем близкие в том главном, что является в поэте самым ценным,— в народности.

Пушкин любил Крылова. Высоко ценил его дарова­ние, считал «писателем национальным и народным». Вни­мательно прислушивался к тому, что скажет Крылов.

К примеру, расхвалив «Руслана и Людмилу», как про­изведение, проникнутое духом народности, Крылов отри­цательно отнесся к «Борису Годунову».

По этому поводу Вяземский рассказывает: «Пушкин читал своего Годунова, еще не многим из­вестного, у Алексея Перовского. В числе слушателей был и Крылов. По окончании чтения, я стоял тогда возле Крылова, Пушкин подходит к нему и, добродушно смеясь, говорит:

— Признайтесь, Иван Андреевич, что моя трагедия вам не нравится и на глаза ваши не хороша.

— Почему же не хороша,— отвечает он. — А вот что я вам расскажу: проповедник в проповеди своей восхва­лял божий мир и говорил, что все так создано, что лучше созданным быть не может. После проповеди подходит к нему горбатый с двумя округленными горбами спереди и сзади: не грешно ли вам, пеняет он ему, насмехаться надо мною и в присутствии моем уверять, что в божьем создании все хорошо и все прекрасно. Посмотрите на меня.

— Так что же,— возражает проповедник,— для горба­того и ты очень хорош.

Пушкин расхохотался и обнял Крылова».

Таков был Крылов, твердо отстаивающий свои прин­ципы в искусстве. Ему было чуждо новаторство Пушкина в «Борисе Годунове», но, покоряясь гениальности Пуш­кина, он по-своему похвалил новое произведение.

Крылов вне привычных канонов в литературе. На вопрос, классик ли Крылов или романтик, известный критик Н. А. Полевой так ответил: «Нет, он — Крылов».

Известность писателя росла с появлением каждой его новой басни. По рассказам современников, гостиные, где он читал, не могли вместить нахлынувших гостей. Люди толпились вокруг него, становились на стулья, столы, лезли на окна, чтобы лучше видеть и слышать писателя.

Читал Крылов свои басни мастерски. Он разыгрывал их как маленькие пьесы, меняя голос, интонации, сдер­жанно, но выразительно жестикулируя. Каждый персонаж басни говорил по-своему, особенно отличалась на­певная речь лисы. Крылов был музыкален, в молодости играл на скрипке, познал законы сценического искусства, стал известен как драматург, комедиограф.

У Крылова большой творческий путь. Но чем шире росла его многоголосая слава, тем он становился сдер­жанней в обращении с людьми, уходил в себя, как бы отстранялся от жизни, вызывая о себе неверные толки и рассуждения.

Реакционная критика — Булгарин, Греч и другие, впоследствии биограф Крылова Лобанов писали о нем как о человеке бездеятельном, ко всему равнодушном, как о «лентяе, лежебоке». Писали так, что получалось: вот, дескать, какой безобидный дедушка Крылов, сидит в халате и туфлях на босу ногу у окошка своей малень­кой квартирки в здании Публичной библиотеки, глядит на Гостиный двор и забавляется зверюшками. А мишки у него не злые, прирученные, как бы плюшевые, львы — шелковые, а у лисички — ума палата.

Многие прогрессивные писатели и те не сумели до конца познать Крылова. Близкие ему люди не могли раз­гадать его.

Батюшков пишет Гнедичу: «Крылов родился чудаком, но этот чудак — загадка. И великая!»

Тургенев, встретивший Крылова на закате его дней, писал: «…на нем был просторный поношенный фрак, белый шейный платок; сапоги с кисточкой облекали его тучные ноги… Нельзя было понять: что он слушает ли и на ус себе мотает, или просто так сидит и «существует».

Образ человека беспечного, ленивого, равнодушного преобладает в отзывах многих современников. Так ли это? Нет. Крылов был другим.

*

Долог и тяжел был жизненный путь Крылова.

В его сознании до конца жизни не затухали воспоми­нания о невзгодах младенческих и юношеских лет.

Отец… Тихий армейский офицер Андрей Прохорович Крылов. Он верой и правдой, по мере своих сил, долгие годы служил рядовым, ротным писарем, сержантом. После тринадцатилетней службы был пожалован, наконец, чином поручика. Проходит несколько лет, и по высочай­шему повелению императрицы Екатерины II поручик Крылов вместе со своим драгунским полком бросается в пекло войны — в кровавую бойню на Урале, где огнем и мечом идет расправа с поднявшими Пугачевское вос­стание уральскими казаками и крестьянами.

Маленький Ванюша Крылов живет с матерью в осаж­денном Оренбурге. Он видит ужасы войны, слушает рассказы матери о том, как гибнет казачья вольница, как тонет в крови вековая мечта о свободе, равенстве всех людей, богатых и бедных, о справедливости. Спустя много лет он рас­скажет Пушкину обо всем пережитом, увиденном, услы­шанном, и слова его, преображенные гением Пушкина, навеки будут запечатлены в бессмертной пушкинской «Истории Пугачева».

…Оренбург в огне. Пылает предместье, горят скирды сена, заготовленного на зиму. Пушечная пальба не сти­хает ни днем ни ночью. Голод. Ползут слухи, будто Пуга­чев решил: «Не стану тратить людей на штурм Оренбур­га — выморю город мором». У жителей отобрали муку и крупу и стали делить, выдавая ежедневно понемногу каждому. Из-под полы куль муки продавали по 25 руб­лей. Лошади стали падать от голода, лошадиные туши пустили в пищу. Кожу павших лошадей и коров стали измельчать и примешивать к еде. Вспыхнули болезни.

Среди осажденных рождались тревожные слухи о не­сметных силах Пугачева, о том, что сопротивление бес­смысленно. Рассказывали были и небылицы о деяниях Пугачева.

Маленький Крылов надолго запомнил рассказ о том, как после взятия Пугачевым Ильинской крепости остав­шийся в живых гарнизон был приведен в ближайшую деревню. Солдаты были выстроены перед заряженной пушкой. Приехал Пугачев в красном мундире. Солдатам приказали пасть на колени. Пугачев обратился к ним со словами:

— Прощает вас бог и я, ваш государь Петр Третий, император. Вставайте!

Пушку повернули в степь и выстрелили.

Пленные офицеры не признали Пугачева государем и были тут же повешены. За одного заступились солдаты, просили о помиловании.

— Коли он был до вас добр, я его прощаю…— сказал Пугачев и оставил его в живых.

Много всяких рассказов запомнил Крылов. О многом передал Пушкину.

Как близки Крылову, как волнующе правдивы пуш­кинские строки о капитане Миронове из «Капитанской дочки»! Тихий поручик Андрей Крылов не прототип ли он капитана Ивана Кузьмича Миронова?

«…Капитан вскоре явился,— описывал Пушкин встре­чу с Мироновым,— сопровождаемый кривым старичком. «Что это, мой батюшка? — сказала ему жена.— Кушанье давным-давно подано, а тебя не дозовешься».— «А слышь ты, Василиса Егоровна,— отвечал Иван Кузьмич,— я был занят службой: солдатушек учил».

«И полно! — возразила капитанша.— Только слава, что солдат учишь: ни им служба не дается, ни ты в ней толку не ведаешь. Сидел бы дома да богу молился, так было бы лучше…»

Читая эти строки, Крылов вспоминал свое безрадост­ное детство. Отец, которому лучше было бы, как Миро­нову, сидеть дома и богу молиться, а не убивать ураль­ских казаков, дослужился, наконец, до чина капитана и, обиженный и.обойденный при награждениях, подал че­лобитную об увольнении «по причине слабого здоровья».

Семья переехала в Тверь. Капитан в отставке Андрей Крылов стал председателем тверского магистрата. Вско­ре он умер. Единственным кормильцем остался Ваня. Пришла нужда. Мать стала ходить по богатым дворам Твери помогать по хозяйству, читать молитвы по покой­никам. Крыловы писали прошения «матушке-царице» Екатерине II о помощи. Но тщетно. Маленькому Крылову пришлось служить у богатеев лакеем, жить у них из милости приживальщиком. Современники Крылова, жив­шие тогда в Твери, помнили, как в доме Львова, совет­ника губернского правления, когда собирались госта, раздавался зычный голос хозяина: «Ванюша, подай в го­стиную поднос с чаем!..»

В душе будущего писателя и зародилось тогда острое чувство негодования к «власть имущим»

Крылов в те годы охвачен стремлением к знанию. Он с жадностью набрасывается на книги. На чердаке не­взрачного домика в Твери, где они жили, Крылов нашел полуразбитый сундук с книгами отца. Для него это — хлеб насущный. Он упивается стихами   Ломоносова, арабскими сказками, произведениями Новикова. Крылов читает все, что попадает под руку, читает днем и ночью. Бывает, увлекшись книгой, он не только опаздывает на работу, но и вовсе не ходит на службу в тверской магист­рат, куда устроился после смерти отца «подканцеляри­стом».

Наблюдения над тем, что делается в магистрате, раскрывают перед ним казнокрадство, издевательство над бедным людом, взяточничество.

Крылова тянет к народу. Он часами бродит по база­рам, торговым рядам, ходит на народные гуляния, кулач­ные бои, ярмарочные зрелища. Он впитывает говор на­родный, запоминает пословицы, поговорки простых людей.

Крылов берется за перо. Он пишет комическую оперу «Кофейница». Но как ее поставить? Где? И Крылов, охва­ченный мечтой о литературной карьере, едет вместе с ма­терью и младшим братом в Петербург. Едет за славой.

Вскоре мать умирает. У него на руках шестилетний брат. Его надо воспитать, поставить на ноги. В казенной палате, куда поступил Крылов, вначале ему ничего не платили, а потом назначили жалованье — семь рублей в месяц. Чтобы прокормиться, Крылов ночами за гроши занимается канцелярской перепиской. Но он не отсту­пает от намеченного пути: «Кофейница» должна увидеть свет!

Ему повезло. Пьесой заинтересовался некий владелец типографии, любитель литературы и музыки; он и поку­пает «Кофейницу» за шестьдесят рублей. Крылов просит вместо денег книги и получает Мольера, Расина и Буало.

Крыловская «Кофейница» все же не увидела света, не была поставлена. Он пишет новые пьесы: трагедии «Клеопатра», «Филомела», за ними ряд комедий — «Бе­шеная семья», «Сочинитель в прихожей», «Проказники». В пьесах злая ирония, сарказм. В них уже виден креп­нущий талант будущего сатирика.

Крылов теснее связывается с театральными кругами столицы, становится профессиональным драматургом. Но чем ближе он знакомится с вершителями театральных судеб — Соймоновым, Княжниным и другими, тем боль­ше он чувствует их высокомерное отношение к себе, как разночинцу, человеку из народа, выскочке. Размолвка быстро перерастает в конфликт, разрыв, вражду. Крылова обвиняют в пасквиле, в том, что в пьесе «Проказники» осмеян сам Княжнин. На все предъявленные ему обвине­ния Крылов так ответил:

«Есть такие люди, которые имеют богатый доход, великолепный дом, роскошный стол за то только, что всякий день нескольким моим братьям беднякам учтиво говорят: «придите завтра», думая им этим делать великое одолжение!»

Пьесы Крылова не пропускались на сцену.

«…Последний подлец, каков только может быть, ваше превосходительство,— пишет взбешенный Крылов заве­дующему театрами Соймонову,— огорчился бы поступка­ми, которые сношу я от театра. Итак, простите мне, что я, имея благородную душу, осмеливаюсь покорнейше про­сить, чтобы удостоили открыть мне причину, которая привлекает на меня ваш гнев, толико бедственный для моих драматических сочинений».

Но время становилось другим. Повеяли другие ветры. Зазвучали новые голоса. На сцене раздавался едкий саркастический смех Фонвизина. Появился Радищев…

Оставив театр, Крылов не бросает пера сатирика и как журналист вступает в упорную борьбу за народное благо.

(Продолжение следует)

Комментирование закрыто
Читайте также

Ярослав Галан. Антифашист с Западной Украины

В условиях политического кризиса на Украине, сопровождающегося националистическими погромами под знамёнами бандеровщины

Валерий Чкалов: «Я — настоящий безбожник»

Николай Некрасов. Элегия

Николай Некрасов. «Железная дорога»

О коммунистической морали

Помоги проекту
Справочник
Справочник

Наш баннер
Счётчики
© 2005-2013 Коммунисты Столицы
О нас
Письмо в редакцию
Все материалы сайта Комстол.инфо
Красное ТВ МССО Куйбышевский РК КПРФ В.Д. Улас РРП РОТ Фронт Коммунисты кубани
Коммунисты Ленинграда ЦФК MOK РКСМб Коммунисты кубани Революция.RU