К. Маркс:
Всякая экономия, в конечном счете, сводится к экономии времени.
«Это жизнь». «Мужики»
Олег Комолов
Продолжаем публикацию рассказов из книги художественных очерков «Это – жизнь», изданной в 1964 году. Автор – известный советский журналист, спецкор газеты «Правда» Елена Каноненко.
Главная тема книги – становление характера, морали советского человека – творца социалистического общества, активного строителя коммунизма.
За успешную работу в печати Елена Кононенко награждена орденом Ленина и орденом Великой Отечественной войны 1-й степени.
Недели за три до нового года пионерская дружина села Марьяновки стала готовить подарки фронтовикам. Шили кисеты, вышивали новые платки, вязали теплые варежки, писали письма. Из лакомств решили послать сушеные яблоки. И очень горевали, что нет конфет. Особенно горевал Леша Липатов, бойкий, кареглазый паренек лет тринадцати.
— Ничего, ребята, не дорог подарок — дорога любовь,— успокаивала учительница Марья Трофимовна,
большой друг марьяновских пионеров,— яблочки из своего сада им будут даже приятнее конфет.
Давно уже проводил Леша на фронт отца своего, колхозного бригадира Андрея Петровича Липатова, но вечер этот хорошо сохранился в памяти.
Отец уезжал с ночным поездом. С ним из Марьянов- ки уезжало еще несколько человек — самые деловитые и хозяйственные люди колхоза… Приехали на станцию С вечера. И Леша тоже был. Все ребята были. И все матери. Даже многие деды и бабки приехали… Сидели на станции в буфете огромной семьей, пили молча горячий чай из кружек… Мать и бабка все время плакали. Мать — тихо, словно стесняясь, а бабка — громко, на всю станцию. Отец говорил, морщась:
— Ну вот, развели мокрятину, говорил: не надо провожать, не люблю я этого… Верно, Леша?
Отец был бодрый, энергичный, твердыми, гулкими шагами ходил по платформе, что-то появилось в нем новое… Леша гордился им. Эх, как хотелось бы ему поглядеть на отца в военной шинели!
Тяжело дыша, паровоз подкатил к станции. Мать, бабка, дед, тетки долго обнимали отца и окружили его плотным кольцом. Они оттеснили Лешу, и он испугался, что не успеет проститься. Но вот отец в самую последнюю минуту раздвинул всех и крепко прижал к себе Лешку.
— Ну, сынок, ну, сынок…
Леша почувствовал, что в носу и горле что-то щиплет.
— Папанька…— шепнул он.
— Ну, сынок, помни, что я тебе наказывал,— сказал отец, целуя Лешу. И Леша проглотил слезы.
— Ладно,— сказал он,— садись, а то поезд тронется.
Сейчас, когда пионеры готовили подарки на фронт,
Леша все это вспомнил до мельчайших подробностей, и ему захотелось послать отцу что-нибудь очень хорошее, самое лучшее. Он старательно писал письмо отцу, разрисовал по краям бумагу красными самолетами и зелеными танками. А в конце письма нарисовал подлую рожу Гитлера и написал под ней: «Смерть гаду!».
Леша писал отцу:
«Папанька, посылаю тебе маленький подарок — сушеные яблоки и еще кое-что. Папанька, я бы все тебе послал, да у меня нет. То, что наказывал, мы, ребята, делаем. Ты о севе, папанька, не беспокойся. Наш колхоз хорошо посеется. И, если увидишь наших марьянов- ских — Серегиного отца, Васиного, Колиного, Витина, Катиного — всех, одним словом, марьяновских, скажи им, что наши ребята не зевают. Это я тебе от всей пионерской дружины пишу.
Папанька! Золы мы собрали очень много и все сделали как надо. Тетя Даша, председательница, нас даже хвалила на собрании, и все матери не обижаются. Снега нынче большие, долго, пожалуй, не сойдут. Папанька, мы помогаем женщинам готовить семена. Почти что, можно сказать, подготовили. Учительница наша тоже с нами. Мы с ней проверяли всхожесть семян — хорошо взялись. Я теперь в этом деле понимаю, честное пионерское: нормы высева и какая глубина пахоты — это мы наизусть знаем и, будь спокоен, углядим. Мы теперь вместо вас мужики.
Папанька, мы помогаем чистить и сортировать семена. Мы караулы выставляем у амбаров, так что с семян глаз не спускаем день и ночь. А дед Еремеич велел нам проверить весь инвентарь, сбрую и упряжь. Плуги сейчас в полной исправности, лемехи все отточены, болты закреплены. У двух сеялок рычаги оказались не в порядке. Еремеич тебе кланяется. Еремеич говорит: пусть они не беспокоятся, пусть как следует воюют, а земля как стеклышко будет. Мы с ним все хомуты, седелки, постромки пересмотрели. А что надо было, починили сами. Папанька, у нас при школе мастерская открылась по ремонту сбруи и упряжи. Да уж почти что все кончили, теперь помогаем к тяглу подгонять. А еще Еремеич говорит, что будем расчищать копыта и подстригать щетки у лошадей — это самые старшие наши ребята будут делать. А Ваня Голубев сказал Еремичу: «Дед, да мы не сумеем». А Еремеич смеется. «Сумеете,— говорит,— по- французскому да по-немецкому научились, а копыта-то чистить и вовсе научитесь. А не сделаем,— говорит,— этого, при бороньбе на ноги скотине грязь налипать будет».
Папанька, не сомневайся, посеемся хорошо. Я трактором пока еще не умею управлять, а Федя Семенчук, Володя Палитов, Серега Кувшинов и многие другие уже умеют. Не подкачаем. Папанька! И за огород наш не беспокойся, я маме помогу, все будет, как при тебе. Приедешь к нам — будешь есть огурцы! Плетень я уж починил немного. А еще вот что — у нас новость: каждый пионер будет выращивать одну птицу для Красной Армии. Серега Кувшинов — гуся, Васька Воронин — тоже гуся, Андрюша Степанов — курицу, Катя и Маня Наседкины— тоже по курице. И так все… А я — кролика. Хоть это и не птица, а важно, сдам в фонд Красной Армии. Папанька, отметки у меня хорошие, только за диктант вчера получил «пос». Больше писать нечего, дорогой папанька. Как там у вас? Хоть бы посмотреть одним глазом. Папанька, а ты мне привезешь немецкую каску и патроны пустые, ладно? Бей Гитлера, папаня, и скажи всем, чтобы добили скорее гадюку. У меня такая злость к ним! Попался бы мне Гитлер в руки, я бы на нем живого места не оставил, я бы, папаня, напоил его расплавленным железом, руки и ноги опустил бы в жидкий воздух и заморозил бы его при низкой температуре. А потом я выбросил бы его на помойную яму, чтобы его съели крысы и вороны за то, что он мучает людей.
Ну пока, папанька, больше писать нечего, кланяйся всем бойцам. Пиши нам скорее, а то скучаем без тебя. Остальное все будет, как ты мне наказывал. Уж и сейчас Марьяновка из всех деревень первая по подготовке к севу идет. До свиданья, остаюсь твой сын Алексей Андреевич Липатов, Леша».
В землянке на передовых позициях грелись бойцы. Гул канонады стих. Андрей Липатов только что вернулся из разведки. Он снял обледеневший маскировочный халат,
— А нам подарки пришли,— встретили его товарищи.
Липатов оглянулся по сторонам и увидел: все бойцы читают письма, распаковывают ящики, шутят, жуют что-то.
— А тебе еще от сына гостинец! — сказал кто-то и протянул Андрею Липатову кулечек. Озябшими руками Андрей Липатов раскрыл посылку. «Чудила мой,— подумал он с нежностью, начиная читать первые строки Лешиного письма.— Да что же может быть лучше сушеных яблочков из своего сада!»
По вот он дочитал письмо до конца и радостно воскликнул:
— Алексей Андреевич Липатов! Алексей Андреевич!.. Да вы послушайте, товарищи, какая у меня радость-то, какой мне подарок сын припас! — счастливым голосом сказал Андрей Липатов и громко прочитал бойцам все письмо.
— Ведь это у меня из головы не выходило, товарищи,— волнуясь, продолжал Андрей Липатов.— Все думал, как посеются, справятся ли, ведь самые наши, можно сказать, полевые командиры на войну ушли. Женщины да молодняк у земли воевать остались. У нас в Марьяновке сев весело проходил, хлеба всегда хорошие были. А ведь теперь еще бы надо богаче. Назло бандитам, будь они прокляты! Ай да сынок мой, ай да мужики!
Все бойцы радовались за Андрея Липатова и хвалили марьяновских «мужиков».
1942 г.
