«Интернационал» в России

«Коммуна в Париже тебя родила,
И грозная сила в тебе залегла,
Но долго тебя распознать не могли,
Пока не дошла ты до русской земли».

 

***

К юбилею «Интернационала» — международного гимна пролетариата — продолжаем публикацию глав из книги В.Дмитриева «Поэт-коммунар».

***

О том, как «Интернационал» появился в России, надо рассказать отдельно.

Мы уже говорили, что книга Потье «Революцион­ные песни» не была допущена царской цензурой к распространению в России. Поэтому французский текст гимна был известен лишь русским революци­онерам-эмигрантам, в том числе В. И. Ленину, который неоднократно слышал его в Париже. В кремлев­ской библиотеке на видном месте стоит томик первого издания «Революционных песен», вероятно привезен­ный Лениным из-за границы.

Услышал «Интернационал» во Франции и буду­щий его переводчик на русский язык, Аркадий Коц, учившийся тогда в Парижском горном институте. Это было в декабре 1899 года на конгрессе в Жапи. Вот как Коц описывает этот день:

«Огромный зал, переполненный делегатами, за­полненные гостями хоры; среди гостей — молодежь многочисленной русской колонии. Все с жадностью следили за развернувшейся на конгрессе борьбой между представителями разных фракций француз­ского социализма: гедистами, аллеманистами, неза­висимыми, — с затаенным дыханием прислушива­лись к речам ораторов. Временами казалось, что все старания добиться объединения не приведут ни к чему. Незадолго до закрытия конгресса кто-то раз­вернул у подножия трибуны большое красное знамя с надписью «ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!» и бросил в толпу первые звуки огнен­ных слов «Интернационала»: «Debout! lesdamnesdelaterre!» Под знаменем очутились Жорес, Гед, Ла-фарг, Вайян и другие; взявшись за руки, они под­хватили: «Debout! lesforcatsdelafaim!» А вслед за ними голоса всех стоявших в зале и на хорах сли­лись в один мощный гул, сотрясавший стены зала. И когда дошли до припева и оборвалась последняя нота слов «L‘Internationaleseralegenrehumain», во­одушевление и энтузиазм поющих достигли предела. Охваченные непередаваемым чувством единения, люди в зале и на хорах обнимались и целовались…»

Впечатление, произведенное пением гимна на А. Коца, было так велико, что он загорелся желани­ем воспроизвести его на родном языке. «Мне прихо­дилось… слышать «Интернационал» не только на съездах и конгрессах, — продолжает он, — но и на улицах Парижа во время рабочих демонстраций, в день Первого мая, в день Коммуны, во время зна­менитого дела Дрейфуса и т. д. …Мне совершенно ясно представлялось, что должен наступить момент, когда по улицам русских городов мы будем прохо­дить с такой же песней, и что необходимо поэтому возможно скорее перевести на русский язык мужест­венные слова «Интернационала»».

Потребность в этом действительно давно назрела. Пока существовал только прозаический перевод, сде­ланный X. Раковским. В первом номере ленинской «Искры» (декабрь 1900 года), он рассказывал о пя­том конгрессе Второго Интернационала и сообщал, что «конгресс начал и кончил свои занятия под зву­ки пролетарского гимна». Раковский привел его при­пев по-французски и дал подстрочный перевод: «Это — последняя борьба. Сплотимся, и междуна­родное товарищество рабочих завтра охватит весь человеческий род».

В. Д. Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях отме­чает, как не хватало русским эмигрантам-революци­онерам стихотворного перевода «Интернационала»: «Когда мне пришлось впервые идти за границей с рабочими массами в Париже на первомайской де­монстрации, я вдруг остро и больно почувствовал отсутствие русских слов гимна. Кругом все пели, каждый на своём родном языке, эту могучую, величавую песню истинного братства трудящихся… Толь­ко мы, русские, не могли петь, за неимением слов, эту песню мирового пролетариата на своем языке. Я знаю, что перевести «Интернационал» пытались неоднократно, но эти попытки были все сплошь не­удачны».

Поэтому русские революционеры пели главным образом «Варшавянку» и «Марсельезу». Последняя относилась к числу запрещенных в России песен, и вышел даже такой курьез: при посещении России французской эскадрой царю пришлось с обнаженной головой слушать гимн, за пение которого его поддан­ных сажали в «кутузку»…

В 1905 году возникли варианты «Рабочей», «Кре­стьянской», «Студенческой Марсельезы»…

Перевод А. Коца, отличавшийся высокими худо­жественными достоинствами, сразу нашел путь в на­родные массы, хотя сначала мог распространяться лишь нелегально. Впервые он был напечатан в 1902 году, без указания автора и переводчика, в пя­том номере лондонского журнала русской социал-де­мократической партии «Жизнь». В 1903 году пере­вод был включен в брошюры «Песни «Жизни»» и «Революционные песни», вышедшие в Женеве. Пос­ле этого он сразу стал широко известен среди рус­ских революционеров-эмигрантов. В. Д. Бонч-Бруевич вспоминает: «Текст его был быстро усвоен всеми, и мы, русские социал-демократы, стали отличаться даже своим пением на всех уличных демонстрациях и на собраниях и от социал-революционеров, и от анархистов, и от других промежуточных групп рус­ской эмиграции. Они продолжали во всех торже­ственных и боевых случаях петь свое «Отречемся от старого мира…», а наши ряды оглашались «Интер­националом»».

В России до революции 1905 года текст перевода переписывали от руки, заучивали на память со слов; на занятиях рабочих кружков слушатели часто про­сили продиктовать им текст гимна, сделавшегося любимой песней рабочих и студентов. Его неодно­кратно оттискивали лиловыми чернилами на шапирографе в подпольных кружках социал-демократи­ческой партии.

В 1905 году «Интернационал» был напечатан сразу в нескольких десятках сборников революцион­ных песен, издававшихся в те дни чуть не в каждом русском городе. Почти все они начинались этим гим­ном, без указания автора и переводчика, чаще всего с подзаголовком «Международный рабочий гимн». Кем и когда написаны его слова и музыка, кем он переведен на русский язык — этого тогда никто не знал.

В последовавшие затем годы реакции гимн снова «ушел в подполье».

Причины огромной популярности «Интернацио­нала» в России понять нетрудно. Нельзя было в преддверии революции точнее и выразительнее пере­дать чаяния русского пролетариата. По словам Д. Фурманова, «это был наш путеводный гимн, са­мая дорогая, самая заветная песня, за которую гна­ли, ссылали, расстреливали, вешали, истязали по тюрьмам». Эта песня поддерживала и поднимала бо­евой дух томившихся в застенках, служила оружи­ем борьбы против произвола царской полиции.

«Интернационал» нашел путь к сердцам не толь­ко русских рабочих, но и русских крестьян, для ко­торых строки «Лишь мы… владеть землей имеем право…» имели особый смысл. Говоря о «земле», Потье имел в виду весь земной шар, планету вообще; а для деревенской бедноты это была та «землица», которую у них оттягали помещики и кулаки-миро­еды.

«Интернационал» был одной из любимых песен В.И.Ленина. Он предпочитал его «Марсельезе». Е. Д. Стасова вспоминает, что когда 3 апреля 1917 го­да В. И. Ленин возвратился из эмиграции и после выступлений с броневика у Финляндского вокзала и с балкона дворца Кшесинской оказался в кругу давних товарищей по борьбе, кто-то из них запел «Марсельезу», — Владимир Ильич поморщился и сказал: «Давайте петь «Интернационал»».

В. И. Ленин чрезвычайно высоко ценил мобилизу­ющую силу бессмертного гимна, часто использовал отдельные строки из него в своих речах и статьях. Он писал: «Историческую песнь Евгения Потье зна­ют теперь десятки миллионов пролетариев…».

Эту «историческую песнь» русские рабочие и революционная интеллигенция пели на манифеста­циях, маевках, сходках. Под ее звуки был поднят в 1906 году красный флаг на восставшем крейсере «Память Азова». После свержения царизма гимн рабочего класса запели и солдаты в казармах, в око­пах. Он был напечатан в первом же номере «Прав­ды», вышедшем после Февральской революции. А в пятом номере «Правды» М. Ольминский писал:

«Такое же значение, как красное знамя, имеет пес­ня «Интернационал»… Ее поют европейские рабо­чие, должны петь и мы при всяких пролетарских выступлениях. Мотив песни — родной мотив для рабочих всех стран. Во многих городах Европы ра­бочее население разноязычно; но при праздновании Первого мая, на митингах, демонстрациях и в дру­гих подобных случаях все рабочие, каждый на сво­ем языке, поют эту песню. Получается мощный, стройный, единый хор.

В окопах часто противники сидят так близко, что песня слышна. Запойте хором «Интернационал», и во многих случаях ваши голоса сольются в одном хоре с голосами германских или австрийских проле­тариев, одетых в солдатские мундиры…

Этим, конечно, не кончишь войны… Но герман­ские пролетарии, которых правительство Вильгельма начиняет всякой ложью против русских, почувству­ют в русском солдате товарища.

Русская революционная армия… должна научить­ся хоровому пению «Интернационала»».

Под звуки этого гимна красногвардейцы шли на приступ Зимнего дворца. Тогда стихийно изменился припев: вместо «Это будет последний…» — стали петь: «Это есть наш последний…» (так, между про­чим, и в оригинале), ибо предсказанная гимном про­летарская революция в те дни осуществлялась. «Ин­тернационал» на долгие годы (до 1943) стал гим­ном Советского государства.

Не одно поколение коммунистов и комсомольцев шло в бой с этим гимном на устах. Грозная песня борьбы и победы воодушевляла их и в трудовых под­вигах, и в смертных схватках с врагами Родины.

Поэт Александр Безыменский, участник первых съездов комсомола, вспоминал, с каким подъемом пели гимн делегаты Первого съезда: «О, как мы спе­ли тогда «Интернационал»! Каждое слово велико­го гимна сливалось с биением сердца любого из нас; каждая строчка гимна была нашей клятвой партии большевиков, навечной присягой советской молоде­жи в верности идеям коммунизма».

«Интернационал» запели перед казнью руководи­тели молодогвардейцев Краснодона.

Очевидцы передают, что с пением этого же гимна шли в последний путь узники Дахау — советские летчики, осужденные на смерть за побег из лагеря.

Словом, можно сказать, что «Интернационал» в переводе А. Коца записан золотыми буквами в ис­торию русской революции и в историю Советской страны.

О том, как замечательная песня-гимн обрела свое новое рождение в России, рассказал звучными сти­хами в 1939 году сам ее первый переводчик:

Коммуна в Париже тебя родила,

И грозная сила в тебе залегла,

Но долго тебя распознать не могли,

Пока не дошла ты до русской земли.

В одежде из грубых подпольных листков,

Едва уцелевших от пуль и штыков,

Неслась ты по нашим полям, городам,

Неслась, озираясь по всем сторонам.

Но вскоре, вздымая волну за волной,

Твой клич прогремел над великой страной,

И ныне, с Кремля прорываясь в эфир,

Ты гимном победным звучишь на весь мир!

***

Фрагмент из главы «Победное шествие гимна» (из второго издания книги, вышедшей под названием «Эжен Потье», 1985 г.)