«Интернационал» в России
Татьяна Васильева
«Коммуна в Париже тебя родила,
И грозная сила в тебе залегла,
Но долго тебя распознать не могли,
Пока не дошла ты до русской земли».
***
К юбилею «Интернационала» — международного гимна пролетариата — продолжаем публикацию глав из книги В.Дмитриева «Поэт-коммунар».
***
О том, как «Интернационал» появился в России, надо рассказать отдельно.
Мы уже говорили, что книга Потье «Революционные песни» не была допущена царской цензурой к распространению в России. Поэтому французский текст гимна был известен лишь русским революционерам-эмигрантам, в том числе В. И. Ленину, который неоднократно слышал его в Париже. В кремлевской библиотеке на видном месте стоит томик первого издания «Революционных песен», вероятно привезенный Лениным из-за границы.
Услышал «Интернационал» во Франции и будущий его переводчик на русский язык, Аркадий Коц, учившийся тогда в Парижском горном институте. Это было в декабре 1899 года на конгрессе в Жапи. Вот как Коц описывает этот день:
«Огромный зал, переполненный делегатами, заполненные гостями хоры; среди гостей — молодежь многочисленной русской колонии. Все с жадностью следили за развернувшейся на конгрессе борьбой между представителями разных фракций французского социализма: гедистами, аллеманистами, независимыми, — с затаенным дыханием прислушивались к речам ораторов. Временами казалось, что все старания добиться объединения не приведут ни к чему. Незадолго до закрытия конгресса кто-то развернул у подножия трибуны большое красное знамя с надписью «ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!» и бросил в толпу первые звуки огненных слов «Интернационала»: «Debout! lesdamnesdelaterre!» Под знаменем очутились Жорес, Гед, Ла-фарг, Вайян и другие; взявшись за руки, они подхватили: «Debout! lesforcatsdelafaim!» А вслед за ними голоса всех стоявших в зале и на хорах слились в один мощный гул, сотрясавший стены зала. И когда дошли до припева и оборвалась последняя нота слов «L‘Internationaleseralegenrehumain», воодушевление и энтузиазм поющих достигли предела. Охваченные непередаваемым чувством единения, люди в зале и на хорах обнимались и целовались…»
Впечатление, произведенное пением гимна на А. Коца, было так велико, что он загорелся желанием воспроизвести его на родном языке. «Мне приходилось… слышать «Интернационал» не только на съездах и конгрессах, — продолжает он, — но и на улицах Парижа во время рабочих демонстраций, в день Первого мая, в день Коммуны, во время знаменитого дела Дрейфуса и т. д. …Мне совершенно ясно представлялось, что должен наступить момент, когда по улицам русских городов мы будем проходить с такой же песней, и что необходимо поэтому возможно скорее перевести на русский язык мужественные слова «Интернационала»».
Потребность в этом действительно давно назрела. Пока существовал только прозаический перевод, сделанный X. Раковским. В первом номере ленинской «Искры» (декабрь 1900 года), он рассказывал о пятом конгрессе Второго Интернационала и сообщал, что «конгресс начал и кончил свои занятия под звуки пролетарского гимна». Раковский привел его припев по-французски и дал подстрочный перевод: «Это — последняя борьба. Сплотимся, и международное товарищество рабочих завтра охватит весь человеческий род».
В. Д. Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях отмечает, как не хватало русским эмигрантам-революционерам стихотворного перевода «Интернационала»: «Когда мне пришлось впервые идти за границей с рабочими массами в Париже на первомайской демонстрации, я вдруг остро и больно почувствовал отсутствие русских слов гимна. Кругом все пели, каждый на своём родном языке, эту могучую, величавую песню истинного братства трудящихся… Только мы, русские, не могли петь, за неимением слов, эту песню мирового пролетариата на своем языке. Я знаю, что перевести «Интернационал» пытались неоднократно, но эти попытки были все сплошь неудачны».
Поэтому русские революционеры пели главным образом «Варшавянку» и «Марсельезу». Последняя относилась к числу запрещенных в России песен, и вышел даже такой курьез: при посещении России французской эскадрой царю пришлось с обнаженной головой слушать гимн, за пение которого его подданных сажали в «кутузку»…
В 1905 году возникли варианты «Рабочей», «Крестьянской», «Студенческой Марсельезы»…
Перевод А. Коца, отличавшийся высокими художественными достоинствами, сразу нашел путь в народные массы, хотя сначала мог распространяться лишь нелегально. Впервые он был напечатан в 1902 году, без указания автора и переводчика, в пятом номере лондонского журнала русской социал-демократической партии «Жизнь». В 1903 году перевод был включен в брошюры «Песни «Жизни»» и «Революционные песни», вышедшие в Женеве. После этого он сразу стал широко известен среди русских революционеров-эмигрантов. В. Д. Бонч-Бруевич вспоминает: «Текст его был быстро усвоен всеми, и мы, русские социал-демократы, стали отличаться даже своим пением на всех уличных демонстрациях и на собраниях и от социал-революционеров, и от анархистов, и от других промежуточных групп русской эмиграции. Они продолжали во всех торжественных и боевых случаях петь свое «Отречемся от старого мира…», а наши ряды оглашались «Интернационалом»».
В России до революции 1905 года текст перевода переписывали от руки, заучивали на память со слов; на занятиях рабочих кружков слушатели часто просили продиктовать им текст гимна, сделавшегося любимой песней рабочих и студентов. Его неоднократно оттискивали лиловыми чернилами на шапирографе в подпольных кружках социал-демократической партии.
В 1905 году «Интернационал» был напечатан сразу в нескольких десятках сборников революционных песен, издававшихся в те дни чуть не в каждом русском городе. Почти все они начинались этим гимном, без указания автора и переводчика, чаще всего с подзаголовком «Международный рабочий гимн». Кем и когда написаны его слова и музыка, кем он переведен на русский язык — этого тогда никто не знал.
В последовавшие затем годы реакции гимн снова «ушел в подполье».
Причины огромной популярности «Интернационала» в России понять нетрудно. Нельзя было в преддверии революции точнее и выразительнее передать чаяния русского пролетариата. По словам Д. Фурманова, «это был наш путеводный гимн, самая дорогая, самая заветная песня, за которую гнали, ссылали, расстреливали, вешали, истязали по тюрьмам». Эта песня поддерживала и поднимала боевой дух томившихся в застенках, служила оружием борьбы против произвола царской полиции.
«Интернационал» нашел путь к сердцам не только русских рабочих, но и русских крестьян, для которых строки «Лишь мы… владеть землей имеем право…» имели особый смысл. Говоря о «земле», Потье имел в виду весь земной шар, планету вообще; а для деревенской бедноты это была та «землица», которую у них оттягали помещики и кулаки-мироеды.
«Интернационал» был одной из любимых песен В.И.Ленина. Он предпочитал его «Марсельезе». Е. Д. Стасова вспоминает, что когда 3 апреля 1917 года В. И. Ленин возвратился из эмиграции и после выступлений с броневика у Финляндского вокзала и с балкона дворца Кшесинской оказался в кругу давних товарищей по борьбе, кто-то из них запел «Марсельезу», — Владимир Ильич поморщился и сказал: «Давайте петь «Интернационал»».
В. И. Ленин чрезвычайно высоко ценил мобилизующую силу бессмертного гимна, часто использовал отдельные строки из него в своих речах и статьях. Он писал: «Историческую песнь Евгения Потье знают теперь десятки миллионов пролетариев…».
Эту «историческую песнь» русские рабочие и революционная интеллигенция пели на манифестациях, маевках, сходках. Под ее звуки был поднят в 1906 году красный флаг на восставшем крейсере «Память Азова». После свержения царизма гимн рабочего класса запели и солдаты в казармах, в окопах. Он был напечатан в первом же номере «Правды», вышедшем после Февральской революции. А в пятом номере «Правды» М. Ольминский писал:
«Такое же значение, как красное знамя, имеет песня «Интернационал»… Ее поют европейские рабочие, должны петь и мы при всяких пролетарских выступлениях. Мотив песни — родной мотив для рабочих всех стран. Во многих городах Европы рабочее население разноязычно; но при праздновании Первого мая, на митингах, демонстрациях и в других подобных случаях все рабочие, каждый на своем языке, поют эту песню. Получается мощный, стройный, единый хор.
В окопах часто противники сидят так близко, что песня слышна. Запойте хором «Интернационал», и во многих случаях ваши голоса сольются в одном хоре с голосами германских или австрийских пролетариев, одетых в солдатские мундиры…
Этим, конечно, не кончишь войны… Но германские пролетарии, которых правительство Вильгельма начиняет всякой ложью против русских, почувствуют в русском солдате товарища.
Русская революционная армия… должна научиться хоровому пению «Интернационала»».
Под звуки этого гимна красногвардейцы шли на приступ Зимнего дворца. Тогда стихийно изменился припев: вместо «Это будет последний…» — стали петь: «Это есть наш последний…» (так, между прочим, и в оригинале), ибо предсказанная гимном пролетарская революция в те дни осуществлялась. «Интернационал» на долгие годы (до 1943) стал гимном Советского государства.
Не одно поколение коммунистов и комсомольцев шло в бой с этим гимном на устах. Грозная песня борьбы и победы воодушевляла их и в трудовых подвигах, и в смертных схватках с врагами Родины.
Поэт Александр Безыменский, участник первых съездов комсомола, вспоминал, с каким подъемом пели гимн делегаты Первого съезда: «О, как мы спели тогда «Интернационал»! Каждое слово великого гимна сливалось с биением сердца любого из нас; каждая строчка гимна была нашей клятвой партии большевиков, навечной присягой советской молодежи в верности идеям коммунизма».
«Интернационал» запели перед казнью руководители молодогвардейцев Краснодона.
Очевидцы передают, что с пением этого же гимна шли в последний путь узники Дахау — советские летчики, осужденные на смерть за побег из лагеря.
Словом, можно сказать, что «Интернационал» в переводе А. Коца записан золотыми буквами в историю русской революции и в историю Советской страны.
О том, как замечательная песня-гимн обрела свое новое рождение в России, рассказал звучными стихами в 1939 году сам ее первый переводчик:
Коммуна в Париже тебя родила,
И грозная сила в тебе залегла,
Но долго тебя распознать не могли,
Пока не дошла ты до русской земли.
В одежде из грубых подпольных листков,
Едва уцелевших от пуль и штыков,
Неслась ты по нашим полям, городам,
Неслась, озираясь по всем сторонам.
Но вскоре, вздымая волну за волной,
Твой клич прогремел над великой страной,
И ныне, с Кремля прорываясь в эфир,
Ты гимном победным звучишь на весь мир!
***
Фрагмент из главы «Победное шествие гимна» (из второго издания книги, вышедшей под названием «Эжен Потье», 1985 г.)