Преступление матери

Предлагаем вниманию читателей перевод рассказа итальянского писателя и журналиста Ферручиа Каппи Бентивенья (1954 г.)

Как быть, если трое детей голодают, а в доме нет ни крошки хлеба!..

Старшему двенадцать лет. Он печален и раздражителен, потому что уже видит вокруг себя несправедливость. Среднему девять лет, у него черные глаза, растрепанные волосы, и, часто зевая, — сонливость эта от голода — он вспоминает о времени, когда у мамы была работа и они ежедневно трижды садились за стол. Самому маленькому три года. Он еще совсем несмышленыш.

У братьев есть мать. Она уже не знает, молода ли она. Не помнит, была ли красива, умела ли улыбаться и разговаривать мягким голосом, Когда старший молча обнимает ее, когда средний кладет ей голову на колени и от слабости засыпает, а младший хнычет или, как котенок, свертывается клубочком у нее на руках, мать думает о том, какое было хорошее время, когда она прижимала их к своей груди и они спокойно засыпали, потому что были сыты…

Вот уже неделя, как мать не моет посуду. Ведь для того, чтобы прожевать кусочек купленного в кредит хлеба да несколько винных ягод, полученных в обмен на ее теплые перчатки, кастрюли и тарелки не нужны. А сегодня, как и вчера, она не достанет даже хлеба, и последняя винная ягода съедена малышом. Но разве он мог утолить голод одной ягодой!

— Я хочу есть! Хочу есть, — канючил мальчик. Наконец он позволил уложить себя в постель, и его

единственным утешением перед сном была бутылка с горячей водой: она согрела его закоченевшие ножки.

Среднему тоже холодно. Этот холод пронизывает до костей, от него стынет кровь, а дыхание превращается в зевки.

Мать идет в кухню. Старший сын стоит у окна, в руках у него книга, но он мрачно смотрит на улицу. Он быстро оборачивается на шаги матери и выходит из кухни. Мать видит, как ее мальчик почти бегом взбирается по обрывистому склону. Боже мой, он, кажется, оступился! Нет, это просто у него под ногами пробежала курица, курица Джиованни, этого бесчестного крестьянина, который так разбогател за годы войны. Разбогател и стал бессердечным. Еще одна курица! Мальчик спугнул ее, задев книгой. Еще курица! Раздосадованный, мальчик повернул в другую сторону.

А куры, поклёвывая травку, продолжают спускаться к домику, который синьор Джиованни сдал ей в аренду. Себе он выстроил целую виллу.

Мать все еще неподвижно стоит у окна. Она наблюдает за курами с каким-то немым удивлением. Вот черная курица, рыжая, две серых, черная с желтым и белая…

Вдруг мать порывисто идет к буфету. Все продуктовые мешочки пусты: ни риса, ни макарон, ни муки, ни фасоли. Но она схватывает эти мешочки и бежит к двери. Выйдя на улицу, она берет их за уголки и тщательно трясет. В швах одного из мешков застряло несколько зерен риса, из другого посыпалась мучная пыль. А она все трясет и трясет… Потом она медленно пятится назад и тихо зовет:

— Цып… цып… цып…

Куры дружно повернулись в ее сторону. Но вдруг петух, сидевший на изгороди, перелетел на край колодца и, вытянув шею, звонко запел. И все куры встряхнули свои перышки и побежали к нему. Лишь одна, та белая, самая жирная, заметив зернышки риса, стала клевать их. Она все ближе подходила к дому. Вот уже до нее рукой подать.

Мать стоит за полуоткрытой дверью. От волнения у нее пересохло горло. На крыльце — с десяток зернышек риса. Курица, не торопясь, склевала их одно за другим, и, переваливаясь с боку на бок, вошла в кухню.

Мать быстро захлопнула дверь. Прислонилась холодным лбом к двери. Ее руки лихорадочно задвинули засов…

Никогда, никогда, до самой смерти не забудет она того ужаса, который ее охватил, когда она ощипывала курицу. Ей казалось, что перьям и пуху не будет конца. Она почувствовала некоторое облегчение только тогда, когда положила курицу в кастрюлю.

Уже темнело, когда старший вернулся домой. Младшие только проснулись.

— Ах, какой приятный запах, мама! Что там у тебя в кастрюле!

Она почувствовала сильное биение сердца, но улыбнулась. Она налила всем троим по полной тарелке горячего, золотистого, душистого бульона. Дети жадно пили. Согревшись, они сразу оживились. Только старший отодвинул тарелку и нахмурил лоб.

Мать подала на стол курицу. И тут старший прошептал:

— Что ты сделала, мама!

Но средний взял руку матери и поцеловал ее.

Мать закрыла на миг глаза, стараясь отогнать навернувшиеся слезы. Никогда еще они не были столь горькими.

Маленький с любопытством смотрел на курицу. Ведь он еще не видел ничего подобного в своей жизни. Протянув ручонку, он потрогал курицу пальцем. Потом с наслаждением облизал палец, потянул к блюду обе ручонки.

Мать решительно разрезала курицу и разложила по тарелкам. Малыш довольно смеялся. Средний, с горящими от радости глазами, схватил куриную ножку. А старший снова с горечью произнес:

— Ах, мама!..

Она опустилась на стул рядом с ним и низко склонила голову. И старший, желая успокоить мать, положил ей руку на голову. А средний, который казался еще совсем ребенком, вдруг совершенно серьезно сказал:

— В этом мире слишком много кур, и одна из них была для нас.

Мать не дотронулась ни до бульона, ни до мяса. Не двигаясь с места, она смотрела то на одного, то на другого, то на третьего, а они жадно кусали, жевали и глотали куриное мясо.

Поздней ночью, когда дети спокойно спали, мать зажгла свет и долго смотрела на них. И ей казалось, что она накормила их своей грудью.

 (Перевод с итальянского)