Подвижник

4 июня в Москве провожали в последний путь Николая Ивановича Капченко. Сибиряк, выпускник МГИМО, большую часть жизни проработавший в журнале «Международные отношения» заместителем редактора (редактором был А.А. Громыко) и ведущим научным сотрудником Института мировой экономики и международных отношений, он в течение многих лет собирал материалы, связанные с жизнью и деятельностью И.В. Сталина. Его сталинская библиотека состоит из сотен томов плюс огромный архив газетных и журнальных публикаций.

Все последние годы жизни Николай Иванович посвятил написанию фундаментального энциклопедического труда «Политическая биография И.В. Сталина» в трёх томах общим объёмом более 150 авторских листов (2500 страниц большого формата). Труд даёт наиболее полную картину великой жизни вождя советского народа, а по существу представляет всю историю первой половины ХХ века. Автора этой грандиозной работы можно сравнить с такими мощными фигурами нашей истории как летописец Пимен, Владимир Иванович Даль.

Николай Иванович полгода не дожил до 80-летия, отдав все силы главному делу своей жизни, ставшему ему бессмертным памятником.

Комитет памяти Сталина

Из авторского предисловия к третьему тому

Поставив финальную точку в третьем томе, я невольно задал себе сакраментальный вопрос: а удалось ли мне расшифровать так называемую загадку Сталина? И ответ мой однозначен: нет, не удалось. В каком-то ключе фигура Сталина стала для меня ещё более загадочной и даже в чём-то мистической. Новые факты и подробности не проясняли историю его жизни, а делали ещё более загадочной. Мне кажется, что только для примитивно мыслящих людей Сталин не представляет собой своеобразную историческую загадку. В действительности же он весьма многосложен и многолик. Даже при интерпритации тех его действий и шагов, которые, на первый взгляд, представляются предельно прозрачными и не допускающими различных мотиваций. Каждый может обнаружить в Сталине и его политике то, что ему или импонирует или вызывает неприкрытое отторжение.

Впрочем, большинство фигур исторического масштаба прошлого в той или иной степени представляют для потомков загадку. И чем дальше идёт время, тем загадочнее выглядят такие фигуры.

Читатель, возможно, удивится тому, что ряд аспектов политики Сталина подвергается в третьем томе, на первый взгляд, чрезмерно концентрированной критике. Но, во-первых, вся трёхтомная политическая биография Сталина не мыслится как некий свод дифирамбов в честь вождя. Во-вторых, критический анализ просчётов и ошибок Сталина отнюдь не преследует цель поставить под сомнения его поистине великие достижения, заслуги перед народами нашей страны, перед историей России. Интересы истины, правда истории диктуют необходимость и правомерность именно такого объективного подхода, где заслуги не заслоняли бы собой ошибки, а последние, в свою очередь, не абсолютизировались и затмевали то великое, что сделал для страны Сталин…

В конце своей жизни Сталин фактически сам себя изолировал, отстранив наиболее верных сотрудников. В связи с вопросом о том, умер ли вождь естественной смертью или стал жертвой заговора, я излагаю обе версии, которые имеют право на существование. И всё же ряд косвенных данных может служить основанием для вывода о том, что ему помогли умереть.

Мартиролог либерального идиотизма начинается не с той страницы истории, на которую приходится политическая деятельность Сталина. Он имеет гораздо более масштабную хронологию. Но в применении к оценке Сталина он каждый раз проявляет себя с особой силой. Силой не понимания, а отрицания. Едва ли есть резон в том, чтобы переубеждать тех, кто в чём-то убеждён настолько, насколько это возможно. Ведь для многих перешагнуть через свои предубеждения гораздо труднее, чем изменить свои убеждения. Наше время в этом отношении являет собой нечто уникальное — убеждения меняются легче, чем перчатки. Больше того, поразительный пример являют собой те, кто, не придерживаясь вообще никаких убеждений, постоянно меняют даже их.