Другие новости

Дети войны

9 мая 2011 06:13
Олег Комолов


Им сегодня от 70-ти до 80-ти – тем, кому посчастливилось выжить, кто прошёл страх, голод, потерю родителей, концлагеря. Их детство было разрушено, растоптано, но они выросли достойными людьми.

Сегодня их становится всё меньше… Поторопитесь расспросить своих бабушек и дедушек о том, что им довелось пережить. Ни один фильм или книга не поведает вам со всей остротой о том страшном, но таком реальном для них времени. Это нужно знать ради нашего будущего.

Мы попросили вспомнить случаи из военного детства нашу постоянную читательницу Васильеву Лидию Ивановну.

Бомбы, как конфеты

Мне было 9 лет, когда началась война – самая старшая их четверых детей в семье. Война прилетела к нам в украинское село на нескольких самолётах с крестами. Было их пять или шесть. Мы с мамой были на огороде, убирали картошку. Они летели низко. Было любопытно и страшно… Гул такой неприятный. Думали – пролетят и всё. И вдруг из самолётов посыпались… огромные конфеты. Вот такая ассоциация у меня возникла, и я запомнила на всю жизнь. Бомбы летели, казалось, прямо на меня, но стали падать и взрываться со страшным грохотом чуть поодаль. Не знаю, что они хотели разбомбить. У нас в селе был оборудован небольшой военный госпиталь – как раз в доме моего деда. Там развевался флаг с красным крестом. Госпиталь не пострадал, другие постройки вроде тоже.

Компарт

Вскоре случилось и первое «знакомство» с немецкими солдатами. До этого я видела только огромные немецкие военные машины, которые быстро проезжали через наше село. Была ночь… Глубокая осень, шёл холодный дождь. Вдруг раздался звон разбитого стекла. Мы все проснулись. Немецкий сапог показался в окне. Двое фашистов с фонарями влезли в хату и стали шарить по комнате, переворачивали вещи… Выдвинули ящик комода, а там лежала маленькая фотография папы. Мой папа-коммунист уже ушёл на фронт. Позже я узнала, что они ушли всем райкомом. Фашист обратился к потерявшей дар речи маме, указывая на папину фотографию: «Матка! Компарт?» Мама кивнула головой… Кто-то из односельчан указал на наш дом. Папа был активным коммунистом, участвовал в организации колхоза, был его председателем.

В хате был чердак. Фашист жестом показал маме на лестницу: лезь, мол… Она полезла, он за ней с фонарём. На чердаке никого и ничего не нашли. Перед уходом папы мы спрятали всё. Собрали все книги с произведениями Ленина и Маркса, которых было немало в доме, сложили в мешок и закопали в огороде.

 

Фашисты махнули маме: собирайся, пошли… Мама, по-прежнему не говоря ни слова, подошла к нам попрощаться… Маму увели. Мы в страхе забились в самый дальний угол печки. В разбитое окно дул холодный ветер, хлестал дождь.

 

Мама вернулась через несколько часов. Её всю трясло. Она быстро закрыла подушкой разбитое окно и бросилась к нам. Потом она мне рассказала, как её вели по тёмному саду, как она думала, что с ней сейчас сделают. Немцы несколько раз останавливались, переговаривались между собой. Один куда-то уходил, потом возвращался. Потом они ушли куда-то вдвоём, и мама осталась одна в кромешной тьме. Постояв некоторое время, она бросилась домой – к нам. Бежала и всё ждала пулю в спину.

 

Гораздо позже я с ужасом осознала, что было бы с нами, если б маму тогда убили…

Он прицелился и захохотал

Немцы жгли хаты — им нужна была дымовая завеса, и они просто жгли одну сторону улицы… Стреляли из ракетницы по соломенным крышам. Наша долго оставалась целой, а потом всё-таки вспыхнула. Была зима… Мы успели выбежать в чём были. Мама сказала, чтобы я с маленькой грудной сестричкой пошла в дом к тёте, которая жила на противоположной стороне. Практически голенького ребёнка привязали ко мне пледом. Я побежала, но по дороге упала, и сестричка моя выкатилась на снег. Я стала заворачивать её в плед. Она плакала, сучила ножками. Руки у меня закоченели, ничего не получалось… И тут я поднимаю голову и вижу у стога сена несколько немецких солдат, которые наблюдают за мной. Я замерла. И вот один из них поднимает автомат, направляет на меня и прицеливается… Я закрываю голову руками, падаю в снег и слышу…дружный, громкий хохот. Я снова поднимаю голову и вижу, как один из немцев – пожилой солдат – вырывает из рук весельчака оружие и что-то резко говорит ему.

 

Ещё один раз какой-то немец помог мне перебраться через речку – нас погнали всех куда-то. Я опять шла с маленькой сестричкой на руках, и у речки поскользнулась…

 

Все другие немцы запомнились мне наглыми и страшными… Они стояли у нас в хате, зарубили всех кур, забрали сено, посуду. А однажды я испытала настоящий ужас. Было лето. Мы – дети – купались в речке. Какой-то немец наблюдал за нами из кустов. Я вышла из воды и стала одеваться. Немец двинулся ко мне… Не знаю, поняла я что-то или нет, но ужас охватил меня, и я бросилась бежать. Немец побежал за мной. Он бежал, наверное, с километр за моей спиной, и я слышал его сопение… Я влетела во двор. Там была мама, мой дедушка, другие дети… Немец покрутился и ушёл…

Гвоздь

Немцы какое-то время жили в нашей хате. Они наносили с поля снопы пшеницы, набросали их на пол, расстелили свои одеяла и так спали. Очень скоро мыши учуяли зерно и ночью бегали по фашистам. Они злились и ругались. Было смешно…

 

Во двор часто заезжали большие военные машины с огромными колёсами. Я задумала немцам навредить. Нашла большой ржавый гвоздь и ночью подложила под одно колесо в надежде, что остриё гвоздя проткнёт шину. Утором машин во дворе не было. Мой гвоздь оказался вдавленным в землю…

Комсомолец

Я не знаю, откуда они привезли этого парня… Он был совсем молоденький мальчик. Может быть, лет 16 или 17. Они выгрузили его из машины – голый по пояс, босой, спина в крови, и пояс от брюк весь закоруз от крови. Кто-то спросил: «Коммунист?» И кто-то ответил: «Нет, малой… Их помощник». Ему дали в руки его комсомольский билет и сказали нести перед собой. Так он и шёл, босой по грязному снегу, через всё село, и нёс перед собой комсомольский билет. Его отвели к церкви и там расстреляли. И ещё расстреляли несколько человек с ним…

Всего не расскажешь…

Сестричка моя маленькая умерла. Мы страшно голодали. Немцы установили свою власть, назначили полицаев, стали гонять женщин и стариков на работу. Мама уходила на работу, приходила, а еды не было никакой. Мы пекли лепёшки из лебеды.

 

Молодых девушек собрали и отправили в Германию. Забрали и двух моих двоюродных сестёр. Потом одна из них вернулась, а другая так и пропала где-то. Забирали и всех мальчиков. Мама одевала моего трехлетнего братика в платьице.

 

Когда немцев в селе уже не было, легче не стало… Всё было разрушено, сожжено. Люди умирали от голода. Мы построили землянку. Помогали все дети. Так и жили… А потом вдруг вернулся папа. От него никогда никаких писем не было. Мы не знали, где он служил, жив ли… Он вернулся ещё до окончания войны инвалидом – с изуродованной рукой и перебитым плечом. Это был самый счастливый день за долгие три с половиной года… Вернулся папа и, казалось, все беды исчезли. Папа тут же принялся восстанавливать колхоз.

 

Всего не расскажешь…

Комментирование закрыто
Читайте также

Семейные ценности – и ширма, и содержание

В России провластные и околопровластные СМИ то и дело говорят о защите так называемых «семейных ценностей» от пропаганды нетрадиционной сексуальной ориентации, идущей с Запада. На Западе не опровергают этого, наоборот, подтверждают — только прикрываясь так называемой «свободой личности» и «равноправием гендеров».

С буржуазной псевдонауки хоть диалектики клок

Лишние люди капитализма

Очередные поиски «ведьм-гомофобов»

Обыкновенный врач оказался сильнее святой воды

Помоги проекту
Справочник
Справочник

Наш баннер
Счётчики
© 2005-2013 Коммунисты Столицы
О нас
Письмо в редакцию
Все материалы сайта Комстол.инфо
Красное ТВ МССО Куйбышевский РК КПРФ В.Д. Улас РРП РОТ Фронт Коммунисты кубани
Коммунисты Ленинграда ЦФК MOK РКСМб Коммунисты кубани Революция.RU