Другие новости

Laissez faire – «священная корова» неолиберализма

23 мая 2015 23:10
Михаил Кечинов


Одним из фундаментальных принципов рыночной экономики в трактовке неолиберальных экономистов является принцип laissez faire — священная, доведённая до абсурда идея невмешательства. Согласно этой доктрине государственное участие в экономике должно быть минимальным, а самой государственной машине в социально-экономических отношениях неолибералы отводят лишь роль «ночного сторожа».

Отражая главным образом опыт одной пятой человечества, неоклассическая концепция, по крайней мере теоретически, исходит из предпосылки, что остальные тоже могут жить по тем же законам и правилам, но не живут лишь по причине своего неразумения и привязанности к неблагоприятному историческому наследству. Стоит им отказаться от этого наследства и воспринять западные ценности, как периферийные страны также поднимутся до уровня мирового центра, стран «золотого миллиарда». При этом неоклассические постулаты в том виде, как они изложены в учебниках экономикс, по мысли их авторов, не должны оставлять места никаким сомнениям в их универсальной ценности.

Однако, если даже согласиться с тем, что эти положения полностью адекватны реалиям центра, — что не факт, как показывает фундаментальная критика в их адрес со стороны различных теоретических школ — то все равно трудно согласиться с тем, что они в равной мере соответствуют также условиям жизни четырех пятых стран и народов, составляющих периферию мирового капитализма. Единый для всех стран и народов рецепт неоклассической теории состоит в следовании laissez faire. Только на основе этого принципа в развитии рыночных отношений, утверждает ортодоксия, обеспечиваются соответствующая природе человека справедливость и максимально возможный в данных условиях экономический рост.

Однако эта рекомендация не подтверждается исторической практикой. Если бы она была верна, то большинство отстающих стран давно поднялось бы до уровня развитых. Положение об универсальной ценности laissez faire опровергается тем фактом, что Южная Америка, имеющая такую же по длительности рыночную историю, как северная часть континента, тем не менее, не стала Северной Америкой. Почему США и Канада имеют один уровень развития, а латиноамериканские страны — другой уровень?

Laissez faire не может дать удовлетворительный ответ на этот вопрос. Расположенные за пределами Западной Европы и Северной Америки страны и народы настолько разнообразны, а их экономика развивается под таким воздействием местных культур, укоренившихся традиций и неизменного менталитета, что нелепо ожидать, что их экономику можно понять с помощью правил, не учитывающих их специфику. Эти правила или экономические законы не могут действовать везде одинаково на том основании, что все мы люди и должны питаться, одеваться, иметь жилье и, преследуя собственные интересы, удовлетворять свои повседневные потребности. Все это верно, но недостаточно для признания того, что и способы удовлетворения этих интересов, т.е. связанные с присвоением благ понятия добра и зла тоже должны быть везде одинаковыми. Между тем, мэйнстрим современной экономической мысли это и утверждает.

Отрицание нами универсального и непременно благотворного характера этого принципа основано на двух фундаментальных трактовках внутренней механики капитализма. Во-первых, на кейнсианском положении недопустимости чрезмерного имущественного неравенства и безработицы. Во-вторых, на марксовом анализе нарушения равновесия в ходе циклического развития капиталистической экономики. Вначале рассмотрим первое, а затем второе.

Еще в работе «The End of Laissez Faire», написанной после социалистической революции в России и первого посещения СССР, где он увидел реальную альтернативу капитализму за несколько лет до Великой депрессии 1929-1933 годов, Кейнс образно показал, какую опасность несет капитализму усиление имущественного неравенства и обострение социальной напряженности в обществе. По мнению Кейнса, эти опасные для капитализма различия проистекают из принципа laissez faire и неразрывно связанного с ним само собой (без вмешательства извне) происходящего распределения материальных благ.

Кейнс утверждал, что путем следования принципу laissez faire капитализм уже не может обеспечить устойчивость своего роста. На основе этого принципа, доказывал он, капитализм не только не способен поддерживать равновесие и стабильность, но будет впадать в состояние постоянной неустойчивости. Весьма любопытно, по какой логике он пришел к этому выводу: «Что касается меня, то я полагаю, что есть известные социальные и психологические оправдания значительного неравенства доходов и богатства, однако не для столь большого разрыва, какой имеет место в настоящее время». Как видно, определенные различия в имущественном положении людей Кейнс считает естественными и необходимыми для прогресса, хотя и не столь большие, какие были тогда, а тем более имеются сейчас.

В основе кейнсианской критики капитализма, таким образом, лежит идея снижения имущественного неравенства людей и ослабления социальной напряженности в обществе. Имея в виду теорию laissez faire, Кейнс пишет, что «идеальное распределение производственных ресурсов, которые движутся в ложном направлении, может быть осуществлено через независимую деятельность. Это подразумевает, что не должно быть жалости или защиты для тех, кто направил свой капитал или свой труд по ложному пути. Это метод выдвижения наверх удачливых охотников за прибылью в ходе безжалостной борьбы за выживание, которое отбирает самых эффективных за счёт банкротства менее эффективных. Он не принимает во внимание цену борьбы, а видит только выгоды конечного результата, которые предполагаются всегда постоянными. Если целью жизни является обрезание листьев с веток на наибольшей высоте, самый подходящий путь для достижения этого — предоставить самым длинношеим жирафам уморить голодом тех, чьи шеи короче».

Если рынок предоставлен сам себе, т.е. произволу «длинношеих жирафов», то процветание одних достигается за счёт гибели других. Развивая свое объяснение неизбежных последствий нерегулируемого рынка, Кейнс продолжает: «Таким образом, если только мы предоставим жирафов самим себе, то будет срезано максимальное количество листьев, потому что самые длинношеие жирафы оказываются ближайшими к деревьям, обрекая на вымирание от голода других; (2) каждый жираф набросится на те листья, которые оказываются самыми сочными среди тех, которые достижимы; (з) жирафы, вкусу которых данный лист отвечает больше всего, длиннее всех вытянут шеи, чтобы достать его. Итак, будет проглочено большее количество более сочных листьев, а каждый отдельный лист достигнет того рта, который считает, что он заслуживает наибольшего усилия».

Таков капитализм по определению. Длинношеим жирафам должны доставаться наиболее сочные растения, а короткошеих можно топтать ногами. В работах множества современных либеральных теоретиков по существу отстаивается образно изображенное Кейнсом понимание капитализма как наиболее справедливого и свободного общества. Они утверждают, что без того, чтобы все жирафы независимо от длины шеи имели равный доступ к питающим их листьям, нельзя обеспечить основные ценности современной цивилизации — свободу, эффективность и справедливость. Поэтому они выступают против того, чтобы строились какие-либо сооружения, позволяющие короткошеим жирафам получить равный доступ к источникам существования. Под такими сооружениями мы имеем в виду осуществляемое в интересах всего населения государственное вмешательство в экономику, в частности, в процесс распределения национального продукта.

Однако, прежде чем говорить о том, насколько обосновано подобное вмешательство в экономический процесс, рассмотрим теоретическую основу отрицания такого вмешательства. Этой основой является теоретическое здание общего равновесия и саморегулирования капиталистической экономики.

Неоклассическая теория держится на этом принципе. Требование laissez faire было выдвинуто на заре капитализма и первоначально было направлено против сословных ограничений свобод частного предпринимательства. Однако со временем оно приобрело особую идеологическую ценность для неоклассической концепции. На этом принципе возведена вся конструкция принятой нашими странами модели экономики. Поэтому на ней следует остановиться.

Теория общего равновесия обычно приписывается исключительно Вальрасу. Но знакомые с теорией Маркса легко согласятся с что она была выдвинута как одним, так и другим независимо друг от друга. Однако, с кем бы ее ни связывать, несомненно, что теория общего равновесия лежит в основе понимания механизма капиталистической экономики.

И Вальрас, и Маркс считали, что общественное воспроизводство невозможно осуществить без соблюдения определенного равновесия, т.е. соответствующей пропорциональности между различными его сферами и отраслями. Так, с помощью своего знаменитого аукциониста Вальрас утверждал, что рынок в силу присущих ему имманентных свойств всегда стремится к равновесию. То, что Вальрас называл равновесием, Маркс чаще всего называл пропорциональностью. Однако независимо от названий оба рассматривали экономику как единую систему, отдельные элементы которой находятся во взаимной связи и зависимости между собой. Изменения в одной области вызывают соответствующие изменения в другой. В этом они едины. Различие между ними состоит в трактовке того, как достигается и насколько соблюдается необходимое в экономике равновесие.

В то время как Вальрас утверждал, что капиталистическая экономика, предоставленная сама себе, естественным образом стремится к гармонии, Маркс доказывал обратное: достигнув равновесия на пике своего роста, экономика в силу присущих ей противоречий начинает нарушать это равновесие и вступает в фазу спада. В отличие от Вальраса Маркс утверждал, что равновесие капиталистической экономики постоянно чередуется с неравновесием. Цикличность капиталистической экономики он рассматривал как чередование одного состояния с другим. Причем, по Марксу, экономика стремится скорее к нестабильности, чем к равновесию. Его знаменитые таблицы воспроизводства наиболее показательны в этом отношении. С их помощью Маркс показал, что расширенное воспроизводство (которое есть иное название экономического роста) осуществляется при условии соблюдения строго определенных пропорций между разными частями экономики по стоимостному и натурально-вещественному составу.

Хотя воспроизводство невозможно без соблюдения равновесия, утверждал Маркс, но в погоне за прибылью капиталист постоянно нарушает необходимое равновесие, и это приводит к кризисным спадам, которые выступают насильственной формой восстановления нарушенного баланса.

Понятно, что неоклассической концепции такая теория никак не подходила. Она строила свою систему доказательств на основе теории общего равновесия Вальраса, впоследствии развитую с помощью экономико-математических моделей лауреатов Нобелевской премии Эрроу и Дебрю. С помощью ограниченного круга исходных данных, ограниченных периодов во времени, ограниченного количества событий, товарных групп и других ограничений, и допущений Эрроу и Дебрю математически доказали высокую вероятность соблюдения равновесия в условиях свободной конкуренции. Эти доказательства были приняты неоклассической концепцией в качестве не подлежащих сомнению аксиом.

Другие направления экономической мысли не отнеслись к ним со столь полным доверием. По мнению критиков, множество допущений, к которым прибегают неоклассические теоретики, придают математическому обоснованию теории равновесия условный характер. Так, Итвел и Мильгейт показали, что принятые при построении математических моделей допущения делают их столь несовершенными, что без этих условий рассматриваемое явление не обнаруживается, а, следовательно, нет гарантий соблюдения рыночного равновесия.

Известно, что согласно неоклассическому анализу равновесное состояние экономики достигается в точке пересечения функций спроса и предложения на уровне равновесных цен, обеспечивающих оптимальный объем производства на уровне полной занятости. При этом благодаря гибкости заработной платы всем согласным работать по существующей ставке обеспечиваются рабочие места. Ценность подобной трактовки занятости состоит в том, что безработными считаются только те, которые не согласны работать на условиях рынка, а, следовательно, говорит эта теория, безработица при капитализме носит добровольный характер. Однако еще Кейнс доказал несостоятельность этого доказательства и показал, что в действительности безработица носит вынужденный характер. Но если он подверг критике неоклассическую теорию с этой стороны, то его последователи сделали это с более всеобъемлющих позиций. Как отмечалось, они поставили под сомнение правомерность построения моделей с таким количеством ограничений, в силу которых утрачивается ее связь с реальностью. Закладываемые неоклассическими теоретиками в модели ограничения делают поведение агентов рынка абсолютно прозрачными и предсказуемыми, в то время, как в действительности они имеют дело с неопределенностью рынка, а их поведение далеко не всегда является рациональным и предсказуемым.

Посткейнсианские теоретики утверждают, что «жесткостей» и «отклонений» от предполагаемого поведения агентов достаточно много, чтобы исключать обязательное получение предполагаемого в модели результата. «В литературе по проблеме безработицы, — пишет Итвел, — примеров таких, препятствий—легион. Они включают в себя: “твердые” цены, и в особенности “твёрдую” или даже жестко фиксированную зарплату и/или “жесткие” процентные ставки; институциональные барьеры, снижающие эффективность ценового механизма, такие как монопольное ценообразование (со стороны фирм или отдельных групп работников); проявления неэффективности, внесенные в работу “реальной” экономики действием денежной системы; неспособности индивидуальных агентов должным образом реагировать на ценовые сигналы вследствие неверия в эти сигналы, порождаемого неуверенностью в текущем и будущем состоянии рынка или неверными ожиданиями относительно будущей динамики относительных цен, или же ложными “предположениями” о действительном состоянии рынка».

Всех авторов, указывающих на «отклонения» от предполагаемого неоклассическим анализом состояния экономики, Итвел называет «имперфекционистами». На этом основании Итвел считает возможным «сгруппировать всех авторов с мириадом аргументов такого рода воедино под общей рубрикой “имперфекционистов”» (там же). Приведенные аргументы — лишь малая часть имеющихся в литературе теоретических доказательств того, что опирающаяся на условия laissez faire рыночная экономика, предоставленная сама себе, не обеспечивает ее равновесное состояние с сохранением достоинств, приписываемых ей неоклассической теорией. Причем вся имеющаяся аргументация опирается на анализ ситуации в развитых странах. Почти нет ссылок на опыт менее развитых стран, очевидно, потому, что их экономика не укладывается в понятия равновесия и саморегулирования в неоклассическом толковании этих явлений.

Это тем более относится к опыту плановой экономики социалистических стран. Как уже отмечалось, он не был предметом объективного анализа, так как априорно был выведен за скобки исторического опыта на том основании, что она функционировала на основе отличных ценностей. Странным образом западная экономическая мысль искала равновесие в экономике, постоянно переходившей от фазы подъема к фазе спада и обратно, причем с массовой и хронической безработицей, и в то же время она отказывала в признании в равновесии экономике непрерывного роста и всеобщей занятости. В любимой системе (при капитализме) безработица объявлялась добровольной, а в нелюбимой системе (при социализме) занятость людей и гарантированность заработка объявлялись пороком.

Такой вывод вытекал из логики laissez faire, и на этом основании «реформаторы» наших экономик настаивали на подобном принципе как целительном свойстве рынка. На таком основании они требовали и осуществили «либерализацию экономики», что означало предоставление частным предпринимателям неограниченной свободы внутри страны и в области внешнеэкономической деятельности. Такая неограниченная «свобода» развязывала не хозяйственную инициативу, как многие надеялись, а вела, и привела — к образованию и господству мафиозного капитала.

В итоге, одни получили в свое распоряжение несметные богатства страны и стали свободными во всех отношениях, в том числе от законов и каких бы то ни было моральных норм. Другие же, наобо­рот, лишились даже тех прав, которые имели в прошлом, и впали в полную зависимость от своих работодателей при безразличии к их судьбе со стороны государства и всего общества. Таковы реальные плоды импортированной извне свободы и демократии.

8 комментариев
Читайте также

Семейные ценности – и ширма, и содержание

В России провластные и околопровластные СМИ то и дело говорят о защите так называемых «семейных ценностей» от пропаганды нетрадиционной сексуальной ориентации, идущей с Запада. На Западе не опровергают этого, наоборот, подтверждают — только прикрываясь так называемой «свободой личности» и «равноправием гендеров».

Почему многополярность лучше?

Фатальная ложь

Так где же режим более фашистский?

Казахстан. Красноречивый факт

Помоги проекту
Справочник
Справочник

Наш баннер
Счётчики
© 2005-2013 Коммунисты Столицы
О нас
Письмо в редакцию
Все материалы сайта Комстол.инфо
Красное ТВ МССО Куйбышевский РК КПРФ В.Д. Улас РРП РОТ Фронт Коммунисты кубани
Коммунисты Ленинграда ЦФК MOK РКСМб Коммунисты кубани Революция.RU