Л.Н.Толстой. «Великий грех»

IV

С учением Джорджа не спорят, а просто не знают его. (Иначе и нельзя поступать с учением Джорджа, потому что тот, кто узнает его, не может не согласиться с ним.)

Если же вспоминают про него, то или приписывая ему то, чего оно не говорит, или вновь утверждая то, что опровергнуто Джорджем, или, главное, отвергают его только потому, что оно не сходится с теми педантическими, произвольными, легкомысленными положениями так называемой политической экономии, которые признаются непоколебимыми истинами.

Но, несмотря на это, истина о том, что земля не может быть предметом собственности, до такой степени выяснилась самой жизнью современных людей, что для того чтобы продолжать удерживать устройство жизни, при котором признается право частной земельной собственности, есть только одно средство: не думать об этом, игнорировать эту истину и заниматься другими, захватывающими делами. Так это и делают люди современного мира.

Политические деятели Европы и Америки занимаются для блага своих народов всякого рода делами: тарифами, колониями, подоходными налогами, военными и морскими бюджетами, социалистическими союзами, товариществами, синдикатами, избраниями президентов, дипломатическими сношениями, всем, только не тем одним, без чего не может быть никакого истинного улучшения положения народа, — восстановлением нарушенного права всех людей на пользование землей. И хоть политические деятели христианского мира в глубине души и чувствуют, не могут не чувствовать, что вся их деятельность, как промышленной борьбы, которой они заняты, так и военной борьбы, на которые они кладут все свои силы, не может ни к чему привести, кроме как к всеобщему истощению сил народов, они, не заглядывая вперед, а отдаваясь требованиям минуты, как бы с одним желанием забыться, продолжают кружиться в заколдованном круге, из которого нет выхода.

Как ни странно это временное ослепление в политических деятелях Европы и Америки, оно объясняется тем, что в Европе и Америке люди уже зашли слишком далеко по ложному пути, так что большая доля их населения уже оторвана от земли (в Америке никогда не жила на земле), а живет или на фабриках или наемным сельским трудом и желает и требует только одного — улучшения своего положения наемного рабочего. Понятно поэтому, что политическим деятелям Европы и Америки, внимая требованиям большинства, может казаться, что главное средство улучшения положения народа заключается в тарифах, трестах, колониях; но русским людям для России, где земледельческое население составляет 80 процентов всего народа, где весь этот народ просит только одного — чтобы ему дали возможность оставаться в этом состоянии, казалось бы, должно быть ясно, что для улучшения положения народа нужно нечто другое.

Люди Европы и Америки находятся в положении человека, уже так далеко зашедшего по дороге, которая сначала казалась настоящей, но которая чем дальше он шел по ней, тем более удаляла его от цели, что ему страшно признаваться в своей ошибке. Но русские все стоят на дороге до поворота и могут, по мудрой пословице, стоя на дороге, о дороге спрашивать.

И что же делают все русские люди, которые хотят или, по крайней мере, говорят, что хотят устраивать хорошую жизнь народа?

Во всем рабски подражают тому, что делается в Европе и Америке.

Для устройства хорошей жизни народа они заботятся о свободе печати, о веротерпимости, о свободе союзов, о тарифах, об условном наказании, об отделении церкви от государства, о кооперативных товариществах, о будущем обобществлении орудий труда и, главное, о представительстве, о том самом представительстве, которое давно существует в европейских и американских государствах, но существование которого нисколько не содействовало и не содействует не только разрешению, но даже постановке того одного, разрешающего все затруднения земельного вопроса. Если же русские политические деятели и говорят про земельное злоупотребление, которое они почему-то называют аграрным вопросом, вероятно полагая, что это глупое слово скроет сущность дела, то говорят об этом не в том смысле, что частная земельная собственность есть зло, которое должно быть уничтожено, а в том смысле, чтобы как-нибудь, разными заплатами, паллиативами замазать, замять, обойти эту главную, стоящую на очереди уничтожения не только в России, но и во всем мире, старую, жестокую, очевидную, вопиющую несправедливость.

В России, где 100-миллионная масса людей не переставая страдает от захвата земли частными владельцами и не переставая вопит об этом, отношение людей, мнимо отыскивающих везде, но только не там, где оно находится, средство улучшения народного быта, совершенно напоминает то, что бывает на сцене, когда все зрители прекрасно видят того, кто спрятался, и актеры должны бы видеть, но притворяются, что не видят, нарочно отвлекают внимание друг друга и видят все, но только не то, что одно нужно, но чего они не хотят видеть.

V

Люди загнали в загородку стадо коров, молочными произведениями которых они кормятся. Коровы подъели и сбили корм в загородке, голодают, переживали себе хвосты, мычат и ревут, просясь из-за загородки на пастбище. Но люди, питающиеся молоком коров, устроили вокруг ограды мятные, красильные, табачные плантации, развели цветы, устроили скаковой круг, парк, лаун-теннис и не выпускают коров, чтобы они не испортили их устройство. Но коровы ревут, худеют, и люди начинают бояться, чтобы коровы не перестали доиться, и придумывают различные средства улучшения коровьего положения. Они придумывают навесы над коровами, вводят обтирание коров мокрыми щетками, золотят им рога, изменяют часы доения, заботятся о призоре и лечении больных и старых коров, придумывают новые усовершенствованные приемы доения, ожидают, что вырастет какая-то необыкновенно питательная трава, которую они посеяли в загородке, спорят об этих и многих других различных предметах; но не делают, не могут сделать, не нарушив всего, устроенного ими вокруг загородки, одного простого и нужного как для коров, так и для них самих, — того, чтобы сломать загородку и предоставить коровам свойственную им свободу пользоваться в изобилии окружающими их пастбищами.

Поступая так, люди поступают неблагоразумно, но есть объяснение их поступка: им жалко всего того, что они устроили вокруг загородки. Но как назвать тех людей, у которых нет ничего вокруг загородки, но которые из подражания тем, которые не выпускают коров ради всего устроенного ими вокруг нее, также держат коров в ограде и утверждают, что они делают это ради блага их коров?

Именно так поступают русские люди, как правительственные, так и антиправительственные, устраивая для не переставая страдающего от недостатка земли русского народа всякие европейские учреждения, забывая и отрицая главное — то, что одно ему нужно: освобождение земли от частной собственности, установление для всех людей одинаковых прав на землю.

Понятно, что европейские паразиты, живущие не прямо и непосредственно трудами своих английских, французских, немецких рабочих, а трудами колониальных рабочих, производящих тот хлеб, который они выменивают на свои фабричные произведения, могут, не видя трудов и страданий тех рабочих, которые кормят и содержат их, придумывать в будущем социалистическое устройство, к которому будто бы они подготовляют людей, между тем с спокойным духом забавляться избирательными кампаниями, борьбами партий, парламентскими прениями, установлениями и нарушениями министерств и еще всякими другими забавами, называемыми ими науками и искусствами.

Настоящие кормильцы европейских паразитов это — рабочие в Индии, Африке, Австралии, отчасти в России; они не видят их. Но не то для нас, русских. У нас нет колоний, где бы невидные нам рабы кормили нас за наши промышленные произведения. Наши кормильцы, страдающие, голодающие, всегда перед нами, и нам нельзя перенести неправды нашей жизни на отдаленные от нас колонии, чтобы тамошние рабы кормили нас.

Наши грехи всегда перед нами.

И тут-то мы, вместо того чтобы вникнуть в нужды наших кормильцев и услышать их вопль и постараться ответить на него, мы вместо того, под предлогом служения им, точно так же готовим по европейскому образцу социалистическое устройство в будущем, а покамест занимаемся делами, которые забавляют и развлекают нас и как будто бы направлены на благо того народа, у которого вытягивают последние силы, для того чтобы содержать нас, его паразитов.

Для блага народа мы стараемся уничтожить цензуру книг, административную ссылку, устроить везде школы, простые и агрономические, увеличить число больниц, отменить паспорты, выкупы, устроить строгую инспекцию на фабриках, вознаграждать увечных, размежевать земли, содействовать через банки крестьянским покупкам земель и многое другое.

Только вникнуть в те неперестающие страдания миллионов людей народа: вымирание от нужды стариков, женщин, детей и от непосильной работы и от недостатка пищи, только вникнуть в ту закабаленность, те унижения, в те бесполезные траты сил, в то развращение, во все ужасы ненужных бедствий русского сельского народа, которые все происходят от недостатка земли, — и станет совершенно ясно, что все эти меры уничтожения цензуры, административных ссылок и т.п., которых добиваются мнимые заступники народа, если бы и были осуществлены, составят только ничтожнейшую каплю в море той нужды, от которой страдает народ.

Но мало того, что люди, озабоченные благом народа, придумывая ничтожные, неважные и качественно и количественно изменения, оставляют сто миллионов народа в не-перестающем рабстве от захвата земли; мало того, многие из этих людей, самые передовые из них, желают, чтобы страдания этого народа, все усиливаясь и усиливаясь, довели бы его до необходимости, оставив на своем пути миллионы жертв, погибших от нужды и разврата, переменить свою счастливую, привычную, любимую им, разумную земледельческую жизнь на ту усовершенствованную фабричную жизнь, которую они придумали для него.

Русский народ по своему земледельческому положению, по своей любви к этой форме жизни, по тому, что он почти один из европейских народов продолжает быть земледельческим народом и желает оставаться им, как будто умышленно поставлен исторической судьбой так, чтобы с разрешения того, что называется рабочим вопросом, стать во главе истинно прогрессивного движения человечества. И вот этот-то русский народ призывается его мнимыми представителями и руководителями к тому, чтобы идти в хвосте вымирающих и запутавшихся европейских и американских народов и как можно скорее развратиться и отречься от своего призвания, для того чтобы быть похожим на Европейца.

Удивительна бедность мысли этих людей, не думающих своим умом и только рабски повторяющих то, что говорят их европейские образцы, но еще удивительнее сухость сердца, жестокость и лицемерие этих людей.