Критика взглядов красного модерна. Часть 1
Олег Комолов
Предлагаем вниманию читателей материал, присланный в редакцию Комстола Дмитрием Пржисецким.
Необходимость написания данного текста была вызвана фундаментальными культурными противоречиями в среде советских и постсоветских левых
, коммунистов и всех считающих себя приемниками теории и практики борьбы против эксплуатации человека человеком, частной собственности, капитализма, отчуждения труда и т.д.
Большинство из них не задумывается о культурном делении, какое имеет место быть в их среде. Многие некритично воспринимают советский опыт, порой абсолютизируя всю действительность до начала горбачёвской перестройки. Подходим к вопросу логически: если в обществе всё так было хорошо, то почему же к власти привели Горбачёва и СССР рухнул? То же можно сказать и о культуре. В Бельгии XIX века театральная постановка подожгла фитиль революции. В СССР конца XX века деятели культуры активно или пассивно содействовали растаскиванию страны. Но их взрастила Советская власть!
Если в политических предпосылках разрушения страны отдельные партии критикуют деятельность от Сталина до Горбачёва, то в сфере культуры царит эклектика – смешение разнородных взглядов, по умолчанию поддерживаемое массами и партийными вождями.
Часть коммунистов и сейчас является носителями системы идей, которую можно назвать культурой красного модерна. Рассмотрим её подробнее. Это целостное мировоззрение, является разновидностью модерна обычного, отличающееся от него опытом построения при социалистическом базисе. Оно оказывало влияние и на советских людей, и в постсоветское время, модерн уже очищенный от коммунистического содержания продолжает влиять на умы людей.
Определённую культуру нужно рассматривать, словами Гегеля, «по отношению к иному», т.е. чем рассматриваемая культура отличается от остальных, в чём её различия. У каждой культуры есть и свои носители. Любого человека можно рассматривать, как носителя определённой культуры. Она нас окружает от рождения и до самой смерти. Носители культуры делятся на проявляющих себя активно творческих личностей, и массы, которая считает эту культуру родной. Если носители – творческие люди, они выражают её в своих творениях: поэты в стихах, писатели в прозе, художники в живописи, композиторы в музыке и т.д. Соответственно, для описания той или иной культуры нужно взять одного (или нескольких) из известных её типичных представителей и на основе их взглядов раскрыть содержание культуры.
Сама культура модерна отличается от традиционной культуры следующими характеристиками:
- Модерн отрицает традиционную культуру. Иррационально.
- Подменяет цель средством. Абсолютизируя средство.
- Подменяет содержания формой. Абсолютизация форму.
Для представителя модерна естественным является отрицание традиционной культуры. Несмотря на все заявления представителей модерна об их рациональности и научности отрицаниют они традиционную культуру на уровне веры со знаком минус. Хотя традиционная культура является результатом естественного отбора опыта предыдущих поколений, всю эту культуру, весь этот опыт, согласно мировоззрению модерна, нужно «сбросить с парохода современности».
Наиболее ранним и ярким выражением в отечественной литературе этого мировоззрения служит манифест – «Пощёчина общественному вкусу»:
Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.
Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня? Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?
Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. — нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!
Мы приказываем чтить права поэтов:
1). На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Слово-новшество).
2). На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3). С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
4). Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.
И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших «здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервые зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.
Москва, 1912. Декабрь
Текст манифеста был сочинён Бурлюком, Кручёных, Маяковским и Хлебниковым в течение одного дня в гостинице «Романовка» в Москве.
И в наше время среди коммунистов есть представители этого мировоззрения. Более подробно современные взгляды культуры модерна рассмотрим у её наиболее типичного представителя Антона Арзамова, печатающего под псевдонимом antonius на сайте «Красные советы». Мировоззрение автора наиболее целостно отражено в статьях: «Иллюзии прошлого. Нравственность.», «Прекрасное прошлое» и позднесоветский консерватизм», «Ефремов и Стругацкие: о некоторых проблемах в воспитании».
Мысли автора рассмотрим в порядке их изложения в статьях.
В самой первой статье Арзамов определяет мнимого противника, наделяет его гипотетическими качествами, удобными, для последующей критики:
«Существует устойчивое мнение, что нынешнее время характеризуется расцветом безнравственности, разврата и бездуховности. Что современные люди утратили связь с богом (для каждой религии – своим) и поэтому погрязли в пороках, мыслимых и немыслимых. А вот раньше – то есть некогда в прошлом – человек блистал нравственностью и чистотой, чтил религиозную мораль и благодаря этому не имел никаких проблем. Ну, по крайней мере, тех, что волнуют наше общество сейчас.»
Автор задаётся целью прошлое и человека прошлого «сбросить с парохода современности». Если априори в сознании автора нравы прошлого объявлены плохими, то дальнейшие логические построение будут всего лишь добавлять аргументов к исходному тезису, заставляя читателей перейти на сторону автора. Это «логика» доказательства рассматривает только те аргументы, какие поддерживают первоначальный тезис и отбрасывает или игнорирует всё невписывающееся.
Но если следовать обыкновенной логике и положить, что в прошлом было действительно с нравами хуже чем сейчас, то откуда тогда в настоящем нравы лучше? Модернисты же так считают! Т.е. если нравы прошлого мазать все чёрной краской, то из этого нельзя вывести более прогрессивные нравы настоящего. Вывести прогрессивные, с точки зрения автора, нравы настоящего можно только в одном единственном случае. Если принять, что прошлое содержало в себе как реакционные (плохие), так и прогрессивные (хорошие) черты, из которых развилось прогрессивное, в нашем случае мораль, в борьбе с реакционным.
Попутно автор связывает мораль и религию, образуя при доказательстве «паровоз», на котором протаскивает их вместе, связывая тезисы, отчего у неподготовленного читателя может сложиться впечатление, что доказано для первого – верно и для второго. Но это ложная связь.
Если же взять противоположный тезис, очищенный от религиозной шелухи, который с помощью манипуляций понятиями «опровергает» автор, то и из него тоже можно вывести наличие в нравах прошлого двух начал. Если в прошлом нравы были прогрессивные, а сейчас реакционные, то значит общество содержало в себе два вида нравов, и реакционное в борьбе с прогрессивным одержало верх (что истинно для нашего времени) и изменило качество нравов на противоположное для большинства населения. Исходя из этих логических заключений, следует рассматривать отдельно религию, отдельно прогрессивные нравы и отдельно реакционные в историческом контексте. Тогда не будет путаницы и не останется места для логических манипуляций.
Для «доказательств» своих суждений Арзамов не стесняется применять и ситуацию подмены мирного времени военным:
«В тот самый период, который, по общепринятым представлениям, относят, ко времени господства Традиции, нас поразила бы высокая «выборочность» морали. То есть одновременно с очень строгой общепринятой моралью, карающей за малейшее отклонение, всегда существовали места, где эта мораль переставала действовать. Например, характерный для большинства традиционных обществ запрет на убийства практически никогда не касался убийства врагов на войне, включая войны гражданские.»
Не является аргументов притягивание логики войны для объяснения выборочности морали мирного времени. На войне действует своя логика – если ты не убьёшь врага, то враг убьёт тебя. Она справедлива во все времена, когда люди воевали, воюют и будут воевать. Притягивание её для опровержения каких-либо тезисов, что традиции, что современного общества, является трюком и обманом.
Также у автора вульгарное представление о материализме – сводить все процессы к экономическому бытию общества:
Ту же селективность морали можно увидеть и в других вопросах. Например, так же, как и убийства с и ограблениями, традиционное общество жестко ограничивает половые отношения. В целом, все, что не связано узами брака – то есть не введено в экономические отношения – старательно блокируется. И если на раннем этапе становления традиционного общества еще существуют определенные оргиастические действа, выводящие половую мораль за рамки экономики (типа дионисий в Элладе), то по мере развития традиционной культуры, и они исчезают. Монотеистические религии, как правило, относятся к внебрачным связям очень жестко.
Энгельс в письме Блоху писал по-другому, выделяя производство отдельно и воспроизводство жизни отдельно. [9]:
«Я определяю Ваше первое основное положение так: согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение — это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки»
На самом деле, традиционная мораль, есть результат отбора культуры взаимоотношения полов. Те культурные формы, которые не осуществляли должным образом воспроизводство человеческой жизни, естественным отбором отсеивались. Причём воспроизводство должно было быть расширенным, т.к. половина потомства у людей (на примере крестьянской России XIX века) не доживала до 5 лет. Брачность в случае России была ранней и всеобщей.
Рассматривая брак с точки зрения индивидуальной личности, тяжело найти в нём смысл. Но если рассматривать брак с точки зрения коллектива, общества, то смысл в браке есть. В браке выражено единство прав и обязанностей. Вместе с правом быть с любимым человеком даётся обществом обязанность супругам воспитывать детей, вместе вести хозяйство. Институт всеобщей брачности в традиционном обществе позволял проще, чем сейчас устраивать личную жизнь. Если в традиционном обществе совершеннолетняя девушка была не замужем, то в подавляющем большинстве случаев это означало, что у неё никого нет. В настоящее время культуры модерна, совершеннолетняя незамужняя девушка, в подавляющем большинстве случаев, говоря языком традиционного общества, с кем-то сожительствует. А если девушка свободна абсолютно, то в культуре модерна таких называют «неудачницами». Эта культура, во-первых, затрудняет поиск второй половинки для создания семьи и, во-вторых, является раем для всякого обмана в личной жизни. Права на удовлетворение биологической потребности сексуальная революция дала, лишив обязанности отношения между полами.
Дальше Арзамов обвиняет традиционное общество в расцвете проституции:
Но при всех этих более-менее пуританских моральных нормах, в нем почти всегда была такое явление, как проституция, недаром ее называют древнейшей профессией. Бордель являлся одним из базовых составных частей любого города традиционного общества. Его наличие характерно для разных эпох и народов: от Месопотамии до викторианской Англии и Российской Империи. Вместе с местом для отправления религиозных ритуалов и рынком он, по сути, составлял суть традиционного города.
Несмотря на то, что столетие за столетиями несчетное число религиозных проповедников объявляло войну продажным женщинам, они эту войну с треском проигрывали. Проститутки пережили стоиков, христиан, мусульман, пережили светский пуританизм викторианской эпохи и благополучно дожили до нашего времени. И только в XX веке проституция неожиданно потерпела серьезное поражение.
Как не странно, но именно модернизация общества привела к ликвидации борделей. То, что не смогли сделать тысячи проповедей, сделала эмансипация.
Действительно ли в крестьянской России традиционной культуры была повальная проституция, как пишет Арзамов?
«1877 год.16 лет как пало крепостное право. Население России — 100 млн. человек. Крестьян — 91 млн. человек. Рабочих — 7 млн. человек. Помещиков, чиновников, попов, буржуазии — 1 млн. человек. Солдат, полицейских, жандармов, тюремщиков, стражников — около 1,5 млн. человек. Неграмотных — 73 млн. человек. Самая низкая урожайность зерновых в Европе. Самая высокая рождаемость и детская смертность».
Как там писал автор? Бордель является одним из базовых составных частей традиционного общества? Кто пользовался услугами борделей? Крестьяне в основной массе своей? Нет. Крестьяне работали на земле. Если даже сделать бредовую гипотезу в духе горожанина Арзамова, не видевшего сельской жизни, о массе развратного крестьянства и так не выйдет приписать крестьянам страсть по платным интимным услугам. Им некогда было ездить по публичным домам, в отличие от помещиков, чиновников, попов, буржуазии (которые ничего не производили, а пользовались продуктами труда крестьян и рабочих, пребывая в праздности). Да и средства транспорта были неразвиты. И денег у крестьян не было. Судя по высокой рождаемости (6-8 детей на женщину), крестьяне в подавляющем большинстве жили со своими жёнами. Никакой проституции для большинства российского общества не было. Если сельского населения было в традиционном российском обществе более 90%, то из этого не значит, что нужно ставить на первое место горожан. Это искажение действительного положения вещей – при абсолютном большинстве крестьянского населения рассматривать жизнь горожан, быт и нравы господствующих классов и распространять на классы неимущие. Рассматривая Англию того же периода можно увидеть – крестьянства уже как класса там не существовало. Подтвержденем этого служит цитата из работы Маркса «Генеральный совет — федеральному совету романской швейцарии»[10]:
«Хотя революционная инициатива будет исходить, вероятно, от Франции, только Англия может послужить рычагом для серьезной экономической революции. Это — единственная страна, где уже нет крестьян и где земельная собственность сосредоточена в немногих руках. Это — единственная страна, в которой капиталистическая форма, то есть объединение труда в широком масштабе под властью капиталистических предпринимателей, охватила почти все производство. Это — единственная страна, в которой огромное большинство населения состоит из наемных рабочих (wages labourers). Это— единственная страна, в которой классовая борьба и организация рабочего класса в тред-юнионах достигли известной степени зрелости и всеобщности.» (1870г.)
Ни о какой «традиции» в викторианскую эпоху (1837—1901) говорить не приходится. В области культуры царит модерн (прерафаэлиты). Поэтому является некорректным сравнение викторианской Англии и царской России того же временного интервала. Но с точки зрения модерна автора желание «разнести» традицию любой ценой затмевает объективную картину вещей. В результате автор делавет две ошибки:
- Приравнивает мораль горожан викторианской Англии к сельскому населению России, составляющему 91% населения.
- Приравнивает культуру угнетателей и угнетённых, помещиков и крестьян в России.
В недрах Российского общества того времени существовало две культуры, со своими системами ценностей: угнетателей и угнетённых. Много времени спустя представители этих двух культур схлестнутся не на жизнь, а на смерть в гражданской войне. Одни назовут себя красными. Другие – белыми. Поэтому можно говорить о «белой» и «красной» традиционных культурах, исходя из самоназвания их представителей. Не могли угнетённые массы жить на широкую ногу, как их угнетатели по определению и сущности классов.
Наивным выглядит утверждение Арзамова и о ликвидации борделей в настоящее время. Криминальные сводки пестрят новостями про очередное вскрытие бордлеля или задержание проституток, пасущихся вдоль трасс. Модернизация общества привела к тому, что проституция в подавляющем большинстве случаев стала бесплатной. Факты из учительской газеты:
«При этом моногамность не становится определяющим фактором сексуальных отношений: примерно у 62% девушек и 80% юношей в период взросления бывает более одного полового партнера, свыше 80% молодых людей считают возможным вести активную половую жизнь до вступления в брак.»[1]
А сколько половых партнёров у них будет, когда они вырастут взрослыми?
Ещё факты: «Так, в исследовании Максима Коломейцева говорится, что среди анкетированных по всей стране девушек выявлено 41% тех, кто уже к 15 годам потерял девственность. При этом каждая пятая из них (8% от общего числа) лишилась невинности еще до 13 лет.»[2]
Это те, кто сами об этом признались. Какими же будут факты, если провести массовые медосмотры в школах?
«В 1975 году доля девушек, чей дебют в половой жизни состоялся в 15 лет и ранее, официально составлял 3,7%. Далее, к 1980 году, число девственниц уменьшилось до 90%, к 1990-му был зафиксирован скачок «дебютанток» до 33% (то есть доля девственниц снизилась до 67%). Как замечает Сухарева, во многом этот рост обязан школьницам из Москвы и Московской области. В частности, в результате опроса учащихся старшей школы и профучилищ Подмосковья оказалось, что к 17 годам все 100% из 650 респонденток уже имели опыт половой жизни. По данным ВЦИОМа, средний возраст начала половой жизни в России (на 2006 год) составляет 16 лет (в 1993-м — 19,5 года).»[3]
Факты официальной статистики противоречат восторженному отзыву Арзамова о том, что проституции пришёл конец. 2013 год. По данным Росстата на 1000 человек 8,5 браков и 4,7 разводов. Зато общество избавилось от довлеющего груза традиции к превеликой радости модернистов.
Ещё пример от автора, в котором во всех бедах проституции виновата «традиция». Ни капитализм, с его отношениями – доведённым до крайности принципом «всё продаётся и всё покупается, всё превращается в товар», а пресловутая культура:
Дело в том, что корни существования борделя лежат как раз в самой системе традиционного общества. В нем женщина не может иметь какое-либо существование вне брака: женщина рассматривается как предмет для брака, и связана с обществом только через брак.
Конечно, в самой модернизации был прогресс в том, что женщину стали рассматривать не только для брака, но и равноправного мужчине члена общества. Но для любого нормального человека естественным является вступление в брак, ради воспроизводства жизни на земле. Кто будет рожать детей? Для воспроизводства человеческой жизни нужно, чтоб женщина рожала более 2-х детей. У детей должна быть полноценная семья с отцом и матерью. Далее автор Арзамов размышляет о правах женщин:
Это означает, что женщина, тем или иным образом лишенная возможности брака оказывалась полным общественным изгоем. Причем, это бесправие относилось не столько к гражданским правам, о чем довольно широко говорится – в конце концов, подавляющее большинство мужчин низших классов их так же не имело. Речь идет, прежде всего, о том, что такая женщина имела очень ограниченные возможности для добывания себе средств. В традиционном обществе большинство «свободных» рабочих мест занимали мужчины. Это приводило к очень низкой цене женской рабочей силы – гораздо ниже и так невысокой мужской.
Подобное положение и являлось той силой, что толкала женщину на панель, ведь проституция была, зачастую, единственной доступной профессией.
Опять же автор смешивает всё в кучу, сельскую Россию, промышленную Англию, традицию и модерн. Распутаем этот клубок понятий, начиная с царской России[5] по книге Безгина
Крестьянская повседневность (традиции конца XIX – начала ХХ века:
«Обычный распорядок дня в страдную пору привел в своей корреспонденции П. Фомин, житель Брянского уезда Орловской губернии. Он в частности писал: «В 4 часа крестьянин встает и идет косить, работает до 9 часов, завтракает и снова работает до обеда. Пообедав в 12 часов, отдохнув час, крестьянин спешит ворошить и убирать сено. В то время как мужики косят луг, бабы жнут рожь». Помимо своего главного занятия — хлебопашество деревенский мужик занимался рубкой и возкой дров, строительством или починкой избы, хозяйственных построек, изгороди, изготовлением колес, саней, ремонтом конской упряжи и сельскохозяйственных орудий. Каждый мужик в селе обладал навыками плотницкого, слесарного, гончарного, скорняжного ремесел. Нелегким был труд крестьянки. Помимо упомянутых полевых работ, на ее плечах лежали обязанности по уходу и содержанию скота, приготовление пищи, уборка избы и стирка одежды. В тех местах, где имелись конопляники или посевы льна, в их обязанности входили уборка, вымочка, сушка и другие операции, необходимые для производства пеньки и сукна. Каждая баба в селе должна была не только держать огород, но и по уборке овощей, произвести рубку капусты, выборку картофеля. Сельские женщины производили все необходимые для семьи заготовки на зиму: солили огурцы, квасили капусту, сушили грибы и пр. В период с поздней осени до ранней весны деревенские бабы были заняты прядением льна, шерсти, конопли. В селах Павловского уезда Воронежской губернии в зимнюю пору женщины вязали шерстяные чулки, ткали кушаки, которые потом сбывали на ярмарках Войска Донского по цене от 80 копеек до 2 рублей. Вплоть до начала ХХ в. крестьянская одежда в большинстве своем изготавливалась из домотканого сукна. Хозяйка должна была следить за тем, чтобы все домочадцы имели необходимую одежду, а в случае необходимости занималась ее починкой. В круг обязанностей женщины входило также приготовление пищи для всей семьи.»
Как видно «В традиционном обществе большинство «свободных» рабочих мест занимали мужчины» не соответствует действительности. В то время никаких холодильников, стиральных, посудомоечных машин не было. Вся работа по дому, ныне автоматизированная, делалась женскими руками. Во времена крепостного права крестьянам ещё приходилось работать на помещика барщину и платить оброк.
Викторианскую Англию описывает Энгельс[6]:
«Не лучше было и положение женщин-работниц. Вынужденные работать в антисанитарных условиях, беззащитные против домогательств фабрикантов или надсмотрщиков, они были обречены на болезни, вырождение и разврат. Улицы Манчестера, по словам современников, являли собой по вечерам ужасное зрелище: фабричные женщины и девушки с согласия своих отцов и мужей занимались проституцией, для того, чтобы хоть немного увеличить свой скудный фабричный заработок. В каких размерах применялся труд женщин и детей, видно из следующих цифр: в 1816 г . на фабриках Манчестера работало 6 600 взрослых и приблизительно столько же подростков, на фабриках Шотландии в том же году из 10 тыс. рабочих женщин было 6 800, и из них моложе 18 лет было 4 500. Эксплуатация женского труда разрушала семью рабочего. Бывало часто так: женщина уходила на фабрику, мужчина оставался дома выполнять домашние работы, но это не значило, что женщина зарабатывала столько же, сколько в прежние времена мужчина. Оплата женского труда обычно была значительно более низкой, нежели оплата труда мужского; женщина получала в 3—5 раз меньше мужчины. Все рабочие, мужчины, женщины и дети, были подчинены определенному режиму. Вот что говорит одна листовка того времени о положении рабочих: «Они работают по 14 часов, включая номинальное время обеда. В течение рабочих часов двери помещения заперты, исключая получаса, отведенного для чая; рабочим, работающим в жарком помещении, не позволяется посылать кого-либо за водой, чтобы напиться; даже дождевая вода запирается по приказу хозяина, — рабочие рады были бы пить и эту воду». Рабочим запрещалось иметь часы, и хозяин произвольно увеличивал рабочий день, сокращая установленное время для чая и обеда.»
Это говорит о том, что не было в Англии в то время традиционного общества. Крестьяне сначала распались на батраков и кулаков. С появлением крупной промышленности для крестьянской массы закрылась возможность стать мелкими буржуа.
«С уничтожением прежнего ремесленного производства и с исчезновением мелкой буржуазии для рабочего пропадает всякая возможность стать самому буржуа. До этих пор у него всегда была надежда осесть где-нибудь, обзавестись своей мастерской и даже впоследствии нанять подмастерьев; теперь, когда сами мастера вытеснены фабрикантами, когда для устройства самостоятельного дела необходимы большие капиталы, пролетариат стал вполне определенным, устойчивым классом населения… Вот почему лишь теперь пролетариат был в состоянии создать свое собственное самостоятельное движение»[6]
С появлением промышленности в России те же процессы стали проявляться в крупных городах – промышленных центрах. Что в Англии переживало несколько поколений, в России пережило одно. Процессы были теми же самыми, как и наблюдаемые явления. Та же 14-часовая рабочая смена и всё остальные ужасы, что описывал Энгельс.
Далее Арзамов приводит мещанские нравы Викторианской Англии, выдавая их за квинтэссенцию традиции:
Привычная в викторианскую эпоху и ранее идея о том, что каждый молодой человек должен начинать свою половую жизнь с похода в бордель (или со связи с горничной, белошвейкой и т.д.), а уж потом начинать подбирать себе супругу (в основном, по размеру приданного), оказалась заменена идеей свободной любви.
Привычная в викторианскую эпоху, для буржуазии и городского мещанства идея о том, что каждый молодой человек должен начинать свою половую жизнь с похода в публичный дом заменилась другой идеей. Теперь в 10-х годах 21 века каждый мужчина, равно как и женщина, должны перепробовать со школьной скамьи неединичное число половых партнёров в поисках своего счастья. И традиционное понятие любовь на всю жизнь заменилось статусом сексуальных поисков, проб и ошибок, которые некоторые, согласно статистике, ведут с 13-летнего возраста. (Подмена содержания формой.) Притом в современной культуре модерна, считается, что если молодой человек/девушка ни с кем не набралась опыта, то значит человек ущербный. (Подмена цели средством и отрицание традиционной культуры в одном флаконе.) Не удивительно после бурной молодости более половины браков распадается.
Таким образом, «безнравственная» сексуальная революция со своей идеей свободной любви заменила «традиционную нравственность», основанную на посещениях борделей и соблазнении служанок.
Не была нравственность посещения борделей традиционной для крестьян. Это описание для случая России– традиции белой, угнетателей, ничтожно меньшинства населения страны. Спасало это меньшиство от большинства массовая неграмотность населения, с которой боролись сначала народники, а потом большевики. Честь им и хвала за это.
Служанки могли быть только у буржуа и помещиков. Посетителями борделей были имущие классы. Красить всю традицию без её деления на прогрессивную и реакционную чёрной краской может только модернист. Сексуальная «революция», которой модернисты восхищаются, сформировала целую индустрию товаров и услуг, которые нельзя было бы впарить человеку традиционного общества. Внесла определённый разлад в ряды трудящихся. Теперь к карьерной конкуренции, блокирующей классовую борьбу добавилась ещё биологическая конкуренция в коллективах за самок. Сексуальная «революция» дала право пользовать «партнёра» при отсутствии обязанностей. Увеличился возраст создания семьи. Буржуям хорошо. Пока у рабочего нет семьи, его проще эксплуатировать. Он не будет требовать прибавку к зарплате для содержания неработающей, сидящей с ребёнком жены и несовершеннолетних детей. И конечно же, как следствие «сексуальной революции» уменьшился возраст начала половой жизни, о чём уже говорилось. Если о сексе кругом подогревается чрезмерный интерес через массовую культуру, а использование контрацептивов минимизируют «побочные эффекты». Естественно такая культура действует в первую очередь на неокрепшую детскую психику, ускоряя приобщение ко взрослым утехам. Но при перекосах человека в сторону биологического страдает социальное. В таком обществе разлагается любое сколь-нибудь фундаментальное творчество и творческие личности выгорают, заменяя приоритеты высших социальных потребностей низшими биологическими.
продолжение следует
Литература:
[1] http://www.ug.ru/archive/41298
[2] http://izvestia.ru/news/571437
[3] http://scisne.net/t1408
[4] http://eb.by/T9ie
[5] http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Bezg/04.php
[6] http://www.agitclub.ru/front/eng/prom01.htm
[7] http://www.winstein.org/publ/statistika_razvodov_v_sssr/1-1-0-155
[8] http://opec.ru/text/1464419.html
[9] http://revarchiv.narod.ru/marxeng/tom37/eng_bloch.html
[10] https://www.marxists.org/russkij/marx/cw/t16.pdf
[11] https://www.marxists.org/russkij/marx/1845/german_ideology/02.htm