Другие новости

Социализм как живое творчество масс

29 мая 2015 18:38
Олег Комолов


Публикуем материал, присланный в редакцию comstol.info читателем Сергеем Рапоповым

Распад СССР и закат «реального социализма» создали иллюзию того, что вся эта эпоха со всеми трагедиями и достижениями ушла в прошлое. Однако, несмотря на агрессивное торжество либерализма, интерес к феномену «советская культура» сегодня неизменно растет, и не только в России.

За всем этим, однако, скрываются гораздо более глубокие процессы. Мир, все более сталкиваясь с ростом социокультурных противоречий, вызываемых глобализацией и «столкновением цивилизаций», «рыночным фундаментализмом» и медийным манипулированием, дегуманизацией и гегемонией масс-культуры, ищет пути выхода из этих гуманитарных ловушек XXI века.

Начало постсоветской истории сопровождалось тенденцией (достаточно сильной в интеллигентских кругах) активного отказа от советского наследия, что проявилось в том числе в отрицании не только понятия, но и самого названия «советская культура». Взамен этому предлагались другие определения: «культура советского периода», «новая культура», «русская культура XX века», «отечественная культура» и, наконец — «тоталитарная культура» (господствующее в западной литературе).

Кстати, следует напомнить, что в период 20-х годов название «советская культура» также не было приоритетным, у этой культуры было много других определений, имеющих иной семантический смысл: новая, пролетарская, интернациональная, совдеповская, социалистическая, всемирная, революционная.

Несмотря на все это, я всё же настаиваю на сохранении именно понятия «советская культура», выражающего генетически новый тип культуры. Теперь постараюсь это теоретически обосновать.

Генезис советской культуры оказался непосредственно связан с рождением нового типа общества. В свою очередь, это общество и его культура стали прямым следствием революций 1917 года, и прежде всего Октябрьской революции.

Октябрь 1917 года (в данном случае не как политическое событие, а как поворотный момент в логике общественного развития) породил главное — у масс появилась возможность не просто адаптироваться к общественным отношениям, а самим формировать, творить новые общественные отношения в экономике, в социальной сфере, в культуре. Согласно теоретическим разработкам А. Бузгалина и А. Колганова, сущность социального творчества — это есть созидание самими индивидами качественно новых общественных отношений, снимающих господство над человеком внешних сил отчуждения (власти рынка, государства и т.п.), и потому оно является антитезой феномену отчуждения и самоотчуждения человека.

Подчеркивая огромное значение социального творчества 20-х гг., в то же время надо понимать, что революционные массы творили новые общественные отношения противоречиво и зачастую примитивно, в меру «культурного богатства», данного им царским самодержавием, при котором более 70% населения было безграмотным.

Сложность этого противоречия большевистские идеологи понимали очень хорошо. Это многократно подчеркивал и В.И. Ленин: «При нашей некультурности мы не можем решить лобовой атакой гибель капитализма». Однако большевики в отличие от большинства интеллигенции не побоялись дать исторический «ход» известному противоречию между низким уровнем культуры и образования революционных масс и исторической необходимостью включения их в качестве главного субъекта в процессы творческого преобразования реальности.

Идеологи большевизма понимали, что, во-первых, неразрешенность этого противоречия гораздо опаснее тех социальных «издержек», которые неизбежно появляются при его практическом раз-решении, а во-вторых, непосредственное включение революционных масс в социальные преобразования является важнейшей предпосылкой формирования у них объективной потребности в культуре, без чего невозможно ни преобразование общества, ни самореализации личности индивида.

Таким образом, феномен социального творчества с самого своего зарождения оказался сугубо противоречив.

Социальное творчество несло в себе не только логику разрешения общественных противоречий, преодолевающего конкретные формы отчуждения, но и являлось формой развития субъектности индивида — той формой, которая востребовала личность индивида во всем богатстве его конкретных проявлений и потенциальных возможностей.

«Самое же главное было в том, — писал об этом времени С. Эйзенштейн, — что здесь каждый укреплялся в осознании того, что делу революции нужен всякий. И прежде всего именно в своем неповторимом, угловатом, индивидуальном виде». Именно в этом заключался гуманизм социального творчества, вот почему, несмотря на свою подчиненность решению прежде всего социальных проблем, оно имеет в первую очередь огромное культурное значение.

Диалектичность взаимосвязи интересов индивида и общества, с одной стороны, задавала конкретный адрес социальному творчеству, а с другой — обусловливала развитие индивида как личности. «В революционной деятельности изменение самого себя совпадает с преобразованием обстоятельств», — отмечал В.И. Ленин.

Социальное творчество революционных масс являлось основой поддержки новой власти в первые революционные годы и становилось одним из важнейших оснований для развития культуры в широком смысле этого слова.

Итак, социальное творчество стало формой общественной практики масс, выявлявшей, с одной стороны, всю меру их культурной недостаточности, одновременно становясь формой ее преодоления. А с другой — по мере того как массы утверждались в качестве субъекта истории, в них формировалась потребность в культуре и более того — потребность в осуществлении себя в роли ее субъекта.

Другой вопрос, что в практике социального творчества далеко не всегда находили разрешение вскрытые им противоречия, как самого его субъекта (революционных масс), так и самой действительности. Но здесь важнее другое: трудящиеся наконец-то становились субъектами сознательного исторического творчества, позволяющего им критически осмыслять и самих себя.

Идея субъектности — это центральная идея социального творчества как одной из сторон советской реальности, которую не видят (или не хотят видеть) многие западные исследователи, проходя мимо богатой самодеятельной практики 20-х годов.

Не случайно эта идея был отражена даже в гимне СССР первых лет его существования: «Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и ни герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». Не из буквы «Интернационала» исходил субъект социального творчества, а из внутренней логики самой практической деятельности, нацеленной на преобразование действительности, освобождения ее от различных форм отчуждения.

Итак, советская культура стала продуктом снятия советской системы во всей полноте и остроте ее противоречий. Сняв в себе логику ее зарождения, развития и распада, советская культура явилась идеальным советской системы, и, что важно, — в ее развитии.

Уже сама природа советской системы как системы переходного общества была предельно противоречивой: с одной стороны, она несла в себе интенции социального освобождения, идущего из практики социального творчества, хотя и противоречивого, но все же снимающего отчуждение, а с другой — социальное отчуждение, идущее не только от прежней царской системы, но и порожденное определенными тенденциями уже советской системы (например, советским бюрократизмом, тягой к патриархальности).

Проявление этого противоречия как раз и нашло свое наиболее жесткое выражение в столкновении освободительной (гуманистической) тенденции советской действительности с теологической модификацией «советского социализма» . Характер разрешения (или не разрешения) этого противоречия советской системы как раз и определял меру развития каждой из этих тенденций, задавая и соответствующий исторический контекст бытия советской культуры в целом. Используя выражение одного из мыслителей эпохи Возрождения Я. Беме, можно сказать, что советская культура родилась из муки (Quaal) социалистической материи XX в. (причем не только советской, но всемирной), из ее мучительных противоречий и трагических попыток прорыва из мира отчуждения. Именно из этих мук родилось то, что потом составило содержание и дух советской культуры, определило ее полифонизм, соединяющий все многообразие ее идейно-художественных (нередко взаимоисключающих) направлений в единое целое.

Здесь следует подчеркнуть то положение, что советскую культуру, вышедшую из освободительной тенденции мировой истории, выражением которой стал, например, Октябрь 1917 года, нельзя сводить лишь к культуре СССР, т.к. она является конкретно-исторической формой всемирной культуры (отсюда ее интернационализм). Также и отчужденные феномены советской действительности следует рассматривать как результат проявления не только советской, но и мировой исторической реальности.

Всемирный характер советской культуры обусловлен еще и тем, что советская культура (как продукт и предпосылка социального творчества) явила в идеальной форме вызов всем формам отчуждения, в том числе и советским.

Здесь не помешает напомнить, что отчужденные отношения охватывают всю сферу человеческой жизнедеятельности, в том числе и культуру. В результате этого жизнедеятельность человека оказывается пронизанной также отчужденной формой взаимосвязи социальных процессов и культуры. Соответственно, в этом случае культура как мир, где человек может реализовать свою родовую, т.е. неотчужденную сущность, сама оказывается «отравленной радиацией» отчуждения. Неся в себе отчуждение, культура тем самым становится основой возникновения уже самоотчуждения индивида, вовлекая его в логику всеобщего распада. Практика российского постмодернизма демонстрирует это в полной мере.

Отличительная особенность советской культуры состоит в том, что, с одной стороны, она стала вызовом не только всем формам отчуждения, но самое главное — самим основам отчуждения и его предельному выражению — самоотчуждению. С другой—утверждая принцип разотчуждения как основу реального бытия индивида, советская культура одновременно стала еще и ответом этому вызову. В этом сущность ее гуманизма с его идеей целостного и социально-действенного субъекта.

Этот гуманизм обусловлен тем, что преобразовательные процессы 20-х годов, вскрывающие способность человека к созиданию новых социальных и культурных форм своего бытия (а значит, и самого себя), объективно приводили к высвобождению сущностных, родовых сил индивида. Вот откуда мощный взрыв энергии социального и культурного творчества 20-х годов.

Советская культура как особый вид культуры вообще (мира, в котором осуществляется «родовая сущность человека») стала антитезой отношениям отчуждения (в том числе характерным и для советской системы) и ее утверждение определило весь драматизм бытия Нового человека.

2 комментария
Читайте также

Семейные ценности – и ширма, и содержание

В России провластные и околопровластные СМИ то и дело говорят о защите так называемых «семейных ценностей» от пропаганды нетрадиционной сексуальной ориентации, идущей с Запада. На Западе не опровергают этого, наоборот, подтверждают — только прикрываясь так называемой «свободой личности» и «равноправием гендеров».

Почему многополярность лучше?

Фатальная ложь

Так где же режим более фашистский?

Казахстан. Красноречивый факт

Помоги проекту
Справочник
Справочник

Наш баннер
Счётчики
© 2005-2013 Коммунисты Столицы
О нас
Письмо в редакцию
Все материалы сайта Комстол.инфо
Красное ТВ МССО Куйбышевский РК КПРФ В.Д. Улас РРП РОТ Фронт Коммунисты кубани
Коммунисты Ленинграда ЦФК MOK РКСМб Коммунисты кубани Революция.RU