Аршин ситца

8 марта, в День международной солидарности женщин в борьбе за экономическое, социальное и политическое равноправие, публикуем рассказ А. Лазебникова (СССР), написанный в 1963 году.

***

Та особая зоркость, которой наделены архивисты, подсказала, видимо Людмиле Александровне, что нужно заглянуть в судьбу Улановой. Она достала с полки ничем не приметную среди многих других папку, годами не попадавшуюся на глаза исследователям, и начала листать справки. Каким был этот человек из слободы Даниловки, остались ли у него родные, друзья, чем он жил, кроме камвольной прядильни, в которую пришел еще в прошлом веке и уволился шестьдесят один год спустя? Только дойдя до маленького письма, сотрудница Центрального архива Октябрьской революции радостно вздохнула.

«Дорогой Михаил Иванович! — писала Надежда Константиновна Крупская Калинину. — Есть у меня знакомая одна — работница Уланова с фабрики Вашего имени — Вы ее тоже знаете: она активный участник революции 1905 года, член партии, член Моссовета, очень интересный человек, агитаторша замечательная, она Герой Труда…»

Из архивной папки, из коротких текстов медленно вырастала незнакомая жизнь. Она звала за собой к улицам московской слободы, к забастовкам и баррикадам 1905 года, к Красногвардейскому отряду Даниловского подрайона, где в Октябрьские дни сражалась крутильщица Евдокия Уланова. Звала и к тому февральскому дню 1919 года, когда работницы Товарищества Даниловской мануфактуры и Товарищества Даниловской камвольной прядильни (теперь это фабрики имени Калинина и имени Фрунзе) пошли к Ленину хлопотать о мануфактурном пайке.

Но стоило лишь подумать, сколько могло быть сейчас лет этой участнице революции 1905 года и красногвардейке, как цифры оттесняли куда-то в небытие всякую надежду. Правда, в фабкоме сказали мне, что лет двенадцать назад Уланова пришла последний раз на фабрику и даже пошутила, что хочет наняться на работу — верните ей четыреста ее веретен, поставьте в ударную бригаду…

И я поехал в Серпухов, куда много лет назад переселилась Евдокия Ивановна. Но оказалось, что она уже не живет здесь: в 1955 году выехала в город Видное Московской области.

…Тишина уютной комнаты. В кресле — маленькая, сухая старушка.

О каждом годе у нее своя зарубка в памяти. Сколько же таких отметин, если трудовой стаж ее только в прядильне шестьдесят один год!

Разговор пошел об этих шести десятилетиях и всякий раз касался ее фабрики, слободы, где начиналась ее жизнь.

Память Улановой сберегла многие события 1905 года. Холодок листовок, шуршавших под ее блузкой, и сейчас еще, кажется, леденит сердце старой подпольщицы, когда она рассказывает, как кралась за мост и там расклеивала их на стенах домов. «Это самое нужное, Дуся», — говорили старшие товарищи и давали ей еще почну.

— Да стоит ли об этом? — произносит Уланова. — Прокламации расклеивала, патроны подносила — работа детская. Ну, а через двенадцать лет пришлось двадцать две пули выпустить, когда Кремль брали. Вот сколько ждала!

Уланова рассказывает, как побывала в Кремле делегация Даниловской мануфактуры зимой 1919 года:

— Идем, а я объясняю по дороге к Ленину, что где. «Раз ты тут все знаешь, — говорят мне, — тебе и докладывать о нашей просьбе». А просьба такая: разрешить нам мануфактурный паек. Владимир Ильич выслушал нас, разъяснил текущий момент. По этому вопросу уже есть решение, сказал Ленин. Совет Народных Комиссаров не вправе отменять то, что Президиум ВЦИК постановил. По Конституции СНК ниже ВЦИК стоит.

— Кто нам поверит, Владимир Ильич, что вы отказали? — набралась я смелости. — Еще скажут, что мы не были у вас.

Ленин поглядел на нас молча, подумал немного и торопливо начал писать, почему было отказано в пайке. С этой запиской мы ушли от него.

Потом приехал к нам на фабрику Калинин. Рассказала я ему, как Владимир Ильич, отказывая нам, на ВЦИК ссылался. Калинин серьезно взглянул на меня:

— Придет время, будете носить платья куда лучше, чем те, что шьют теперь из вашего материала.

Представить себя в хорошем платье ни у кого из подруг Улановой не хватило тогда фантазии. Прошло с той осени немало лет. Снова приехал Михаил Иванович к ним на прядильню. На собрании он усадил ее рядом с собой и спросил: «Помните, о чем текстильщики Владимира Ильича просили?» Она кивнула: как же не помнить. Он оглядел одежду людей вокруг, ее новое платье.

— Шевиот?

— Да, — ответила Евдокия Ивановна и рассмеялась: на Михаиле Ивановиче синий костюм из такого же материала.

А ведь не забудем, — сказал Калинин и остро посмотрел на нее, — не посмеем забыть, как было тяжко нам…

…Вспомнив все это, Евдокия Ивановна надолго умолкла, задумчиво окинула поверх очков простор за окном, будто там начинался ее путь к Ленину за несбыточным тогда аршином русского ситца