Первый свободный Первомай в России

В 1917 году в России впервые свободно отпраздновали Первомай. Интересно, что по российскому календарю тот день был 18 апреля (страна ещё жила по старому стилю). Манифестации прошли во многих городах. По свидетельству очевидцев, празднование было грандиозным, особенно в столице – Петрограде.

Приводим воспоминания об этом дне из дневника тогдашнего посла Франции в России Ж.Мориса Палеолога. В связи с восторженными воспоминаниями французского посла небезынтересно отметить такой факт его политической биографии: находился в России с 1914 года, способствовал вовлечению России в Первую мировую войну, во время которой, отстаивая интересы Франции, пытался оказывать давление на российское правительство с целью более активного участия войск Российской империи в военных действиях; покинул страну 3 мая 1917 г., в 1917-1918 г.г. играл активную роль в подготовке французской военной интервенции в Советскую Россию.

***

Вторник, 1 мая 1917 года

По православному календарю сегодня 18 апреля; но Совет решил фиктивно согласоваться с западным стилем, чтобы быть в гармонии с пролетариатом всех стран и проявить международную солидарность рабочего класса, несмотря на войну и иллюзии буржуазии.

Несколько дней уже подготовляется колоссальная манифестация на Марсовом поле. Погода не благоприятствует. Серое небо, резкий, пронзительный ветер. Нева, начавшая было таять, снова скована льдом.

С утра по всем мостам, по всем улицам стекаются к центру рабочие, солдаты, мужики, женщины, дети; впереди высоко развеваются красные знамена, с большим трудом борющиеся с ветром.

Порядок идеальный. Длинные извилистые вереницы двигаются вперед, останавливаются, отступают назад, маневрируют так же послушно, как толпа статистов на сцене.

Русский народ обладает редким чувством театрального эффекта.

Около одиннадцати часов я отправляюсь на Марсово поле с моими секретарями Шамбреном и Дюлонгом.

Огромная площадь похожа на человеческий океан, и движения толпы напоминают движение зыби. Тысячи красных знамен полощутся над этими живыми волнами.

Около двенадцати расставленных тут и там военных оркестров бросают в воздух звуки «Марсельезы», чередующиеся с оперными и балетными мотивами; для русских нет торжества без музыки.

Нет также торжества без речей; поэтому Совет расположил на известном расстоянии один от другого грузовые автомобили, задрапированные красной материей и служащие трибунами. Ораторы следуют без конца один за другим, все люди из народа: в рабочем пиджаке, в солдатской шинели, в крестьянском тулупе, в поповской рясе, в длинном еврейском сюртуке. Они говорят без конца, с крупными жестами. Вокруг них напряженное внимание; ни одного перерыва, все слушают, неподвижно уставив глаза, напрягая слух, эти наивные, серьезные, смутные, пылкие, полные иллюзии и грез слова, которые веками прозябали в темной душе русского народа. Большинство речей касаются социальных реформ и раздела земли. О войне говорят между прочим и как о бедствии, которое скоро кончится братским миром между всеми народами. За час, с тех пор как я гуляю по Марсову полю, я насчитал около тридцати двух знамен с надписями: «Долой войну!», «Да здравствует Интернационал!», «Мы хотим свободы, земли и мира…»

Возвращаясь в посольство, я встречаю Альбера Тома в сопровождении «русских товарищей»; его лицо сияет от революционного энтузиазма. Он бросает мне мимоходом восклицание:

— Какая красота!.. Какая красота!..

Это, действительно, прекрасная картина, но я больше наслаждался бы ее красотой, если бы не было войны, если бы Франция не страдала от вторжения, если бы германцы не были вот уже тридцать два месяца в Лилле и Сен-Кантене.

До самого вечера продолжаются шествия на площади Марсова поля, и ораторы беспрерывно сменяют один другого на задрапированных красным трибунах.

Этот день оставляет во мне глубокое впечатление; он знаменует конец известного социального порядка и гибель известного мира. Русская революция состоит из слишком противоположных, бессознательных, необработанных элементов, чтобы можно было уже теперь определить ее историческое значение и силу ее общего распространения. Но если принять во внимание всемирную драму, есть, может быть, основание применить к ней слова, сказанные здесь же Жозефом де Местром о Французской революции: «Это не революция — это эпоха».

Москва

Псков

Воткинск

Сочи

Владивосток

Чусовской завод (Урал)