«Пушкин» Второй Мировой

Такое небо! 
Из окна посмотришь
черными глазами,
и выест их голубизна
и переполнит небесами.

Те самые бесстрашные черные глаза, не раз заглянувшие в лицо смерти, строки, пронзающие сердца суровым духом сражений, неповторимость стихотворного слога и абсолютно нелепая смерть – таким запомнили советского поэта Семена Гудзенко братья по фронту, товарищи по перу и поклонники его творчества. Даже сегодня от его стихотворений веет свежим ароматом войны, ведь только поэт-фронтовик мог так искренне, жестко и ярко писать о боевых подвигах советских солдат:

Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.
И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция – Война…

А началось всё в далеком 1922 году, когда в пятый день весны в украинской семье инженера и учительницы родился сын…

В 1939 уже юный талантливый поэт Семён Гудзенко переехал в Москву и поступил в Институт философии, литературы и истории. Однако начало Второй Мировой Войны прервало высшее образование поэта, и 17-летним парнем он в качестве добровольца очутился в самой гуще кровавых событий. Семён Гудзенко словно заранее знал, что ему суждено пройти школу жизни не на лекциях столичного института, а в ходе одной из самых жестоких войн человечества, которой посвящена большая часть его творческого наследия. «Мудрость приходит к человеку с плечами, натертыми винтовочным ремнем, с ногами, сбитыми в походах, с обмороженными руками, с обветренным лицом…» – писал он ещё до ухода на фронт.

В 1942 году, будучи воином мотострелковой бригады особого назначения, Семён Гудзенко получил серьезное ранение в живот. «Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо…», — написал поэт дрожащей рукой в военных записках, которые были впервые опубликованы уже после его смерти. «У него пушкинское ранение», – сравнивали Семёна товарищи по перу с великим поэтом. Но гордый парень был не из тех, кто оступается от Родины и братьев по духу из-за пробитого пулей тела – лишь немного окрепнув, фронтовой поэт отправился в качестве журналиста «Комсомольской правды» на стойки разрушенного, но уже освобожденного от фашистов Сталинграда. Там он был удостоен первой военной награды – медали «За трудовую доблесть», которая, однако, не поставила точку в череде подвигов поэта-фронтовика. Работа в редакции газеты «Суворовский спуск» 3-его украинского фронта принесла Семёну Гудзенко не только новые поездки по военным дорогам Карпат и Венгрии, но и очередную награду – орден Красной Звезды. Даже после окончания страшной войны,  он был готов в любую минуту снова броситься под пули во имя Родины:

Но если снова воевать… 
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.

Эта война запомнилась Семёну не только потерей близких друзей, бесчеловечностью жестоких сражений и ежеминутным рисом смерти. Именно на фронте под пером молодого поэта рождались бессмертные строки, пропитанные запахом крови и духом верности, трагизмом войны и романтикой советского героизма:

Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв – и умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.

Многие по сей день записывают Семена Гудзенко в плеяду поэтов-невозвращенцев, гениальные произведения которых были опубликованы лишь посмертно. Вопреки этому мнению, Семену Гудзенко посчастливилось прочитать свои стихотворения не только в 7 личных сборниках, опубликованных в послевоенные годы, но и в антологиях по соседству с произведениями так и не вернувшихся с фронта поэтов Когана, Майорова, Кульчицкого, Уткина, Копштейна, Турочкина и многих других… именно этим поэтам Гудзенко посвятил свои строки:

Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

В 1947 году в одном из деревушек под Киевом ученики местной школы организовали Сад Поэтов и музей «Строка, оборванная пулей»  в честь фронтовых писателей. Деревом Семена Гудзенко в этом саду стал каштан – дерево благородное, красивое и по-хорошему упрямое.

Умер Семён Гудзенко умер от старых ран, как и предрекал в своих стихах:

Мы не от старости умрем,-
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!

Последствия контузии, полученной на фронте, медленно убивали его. По воспоминаниям Евгения Долматовского, последние месяцы жизни поэта — это «новый подвиг, который по праву можно поставить рядом с подвигом Николая Островского, Алексея Маресьева: прикованный к постели поэт, точно знающий о том, что недуг его смертелен, продолжал оставаться романтиком, солдатом и строителем…Последние стихотворения Семена Гудзенко были им продиктованы, потому что писать сам он уже не мог…»

Владимир Высоцкий, играя Семена  в спектакле «Павшие и живые» на Таганке, считал это огромной честью, а Евгений Евтушенко писал о Гудзенко: «Он был, пожалуй, самым красивым поэтом, которого я видел в живых: чернобровый, с брызжущими жизнью карими глазами. Не верилось, что такой человек может вот-вот умереть.»

Однако, рано или поздно, люди уходят. Ушёл и поэт-фронтовик, стихи которого, прочитанные лишь однажды, навсегда остаются в сердце кровоточащей болью о погибших солдатах и жестокости войны. Только память о Семене Гудзенко будет жить столько, сколько наши соотечественники будут чтить и помнить героизм солдатов, положивших жизни за огромную родину…