«Это жизнь». Горе

Отец подходит к этажерке, на которой лежит большая коробка. Сашка скосил глаза. Ослепительно сверкнул бело-золотой аккордеон, именно такой, о каком он давно мечтал. Сашке становится жарко. Он подавляет вздох. И тут же отводит глаза.

—   Мне не надо,— говорит он равнодушно.— Я боль­ше не хочу играть на аккордеоне.

—   Как знаешь, как знаешь…— растерянно бормочет отец.

Он бросает аккордеон на диван. Слышен короткий, жалобный звук.

—   Да, ты очень изменился, Сашок, ты очень вырос,— говорит отец, вдруг нежно улыбаясь и задумчиво глядя на сына.— И какой же ты стал у меня красивый!

—   Я похож на маму! — дерзко бросает Сашка.

Нину, кажется, раздражает этот подросток.

—   Твою сестричку Танечку, я надеюсь, не перестали интересовать куклы. Все маленькие девочки любят иг­рать в куклы,—говорит она, щуря глаза.— Я сама ее вы­бирала… Смотри, какая красота! Закрывает и открывает глазки…

Она извлекает из чемодана роскошную куклу в розо­вом наряде.

—  Да, Сашок, я прошу тебя передать это Танечке…— взволнованно говорит отец.

—   Танечке не нужна воша кукла! — выкрикивает Сашка.— Я кончаю семилетку… я буду работать, я сам… сам куплю Танечке куклу!.. Еще лучше!.. Еще лучше!

Голос его дрожит.

Сашка хватает ушанку. Он бежит к двери.

—   Я просто пришел… я пришел тебе сказать… Я от тебя… отказываюсь! Не пиши мне и не звони нам! Ты нам чужой…

Сашка, забыв надеть калоши, выбегает в коридор. Слезы застилают его глаза.

Отец торопливо выходит вслед за Сашкой.

—   Сашка, постой! Постой! Я прошу тебя!.. Сашка!

Но мальчик уже бежит по широкой лестнице. Он пря­чется за кадку с большой пальмой. Он плачет.

Мимо него быстрыми шагами прошел отец. Сашка видит его бледное, расстроенное лицо.

«Папа! — хочется крикнуть мальчику.— Я люблю те­бя! Но мне так тошно!..»

Он упрямо молчит, стиснув зубы.

Отец возвращается. Его лицо угрюмо. Он медленно и устало поднимается вверх по лестнице. Его встречает на площадке Нина. Сашка видит: щеки ее сейчас покры­ты багровыми пятнами, губы сердито прыгают, глаза сузились:

—  Чего это ради ты помчался за ним? Как глупо! — почти кричит она (голос ее совсем не похож на тот, ка­ким она предлагала Сашке сладости).— Я, кажется, все сделала, что могла, для этого мальчишки!..

—  Для меня он не «этот мальчишка», а сын,— мрач­но говорит отец.

—  Ах, ах, простите, пожалуйста!..

—  Твой насмешливый топ неуместен… Прекрати это… Ты ничего не понимаешь…

Хлопнула дверь.

Сашка, подавленный, выходит на улицу. Никогда еще в жизни на его душе не было так горько. Все его суще­ство потрясено тем, что случилось.

На улице уже сумерки, и все кругом голубое и не­много печальное — снег, окна, крыши.

Сашке не хочется идти домой: он не в силах расска­зать матери правду, а врать ей он тоже не может.

И он долго бродит по улицам, чувствуя себя одино­ким.

Уже горят лампы, когда он возвращается домой.

Мать смотрит на Сашку тревожно. У нее лихорадоч­но блестят глаза.

—   Долго же ты там гостил!..— говорит она, и губы ее дрожат.— Отец был один? — спрашивает она тихо.

—  Да,— бормочет Сашка, отводя глаза от глаз ма­тери.

—   О чем же вы говорили?

—  Так… вообще… о школе… ничего особенного. Мама, у меня болит голова, я лягу спать.

—   Разве ты не будешь ужинать? — говорит мать.

—  Я пойду спать, мама. Спокойной ночи,—повторяет Сашка и уходит в другую комнату.

Танечка спит, прижав к себе старую тряпичную кук­лу, которая никогда не закрывает нарисованных тушью глаз.

Сашка быстро раздевается и ложится в постель. Он натягивает одеяло на голову, чтобы не слышать, как пла­чет мать.

Сашка думает об отце, матери…

«Думаете, что я мальчишка и ничего еще не пони­маю! Я все понимаю… Если бы знали, если бы только
знали, как мне тяжело сейчас! Отец… Может быть, он воображает, что все это сегодня из-за того, что нам ста­ло труднее жить? Мы не пропадем без него. Не в этом дело! Если бы он знал, как я… Он для меня был самым большим, самым умным, главным!..»

…Кто-то тихо стучит в дверь.

Мать открывает. Сашка слышит ее голос:

—   Это ты? Зачем ты пришел?

И виноватый голос отца:

—   Сашка забыл калоши.

—  Благодарю,—сдержанно говорит мать, но в голо­се ее закипает гнев.

Молчание.

—   Вешалка висит слишком высоко,— вдруг робко говорит отец.— Танечке неудобно вешать пальто…

—  Да, пожалуй… Надо будет сделать пониже.

И снова тягостное молчание.

—  Накинь платок или закрой дверь. Ты просту­дишься…

—   Ничего… Ты уйдешь, и я закрою… Все?

Мамин голос суров.

Сашке страшно. Мама сейчас захлопнет дверь.

—  Нет, не все,— тихо говорит отец.— Дай мне взгля­нуть на них… Прошу тебя!

И вот отец неслышно входит в комнату.

Он долго смотрит на круглое, разгоряченное во сне личико Тани. Потом он садится на край Сашкиной кро­вати.

Сашка почти не дышит.