Что такое «семья всего дороже»?
Семён Миронов
Как часто приходится слышать от буржуазных деятелей, что для человека самая большая ценность – это его семья! Особенно усердствуют в этом буржуазные патриоты: мол, семья – это ячейка общества, и тот, кто укрепляет свою семью – укрепляет и общество. Но и либералы тоже суют свои пять копеек в эту общую для буржуа пропаганду, и националисты, и клерикалы.
Безусловно, это так. Но насколько же разные смыслы вкладывают в словосочетание «Семья всего дороже» люди, в зависимости от своего социального положения!
«Семья для меня – всего дороже», — думает чиновник. И берёт взятки. Или ворует из бюджета, оправдываясь тем, что делает это для семьи.
«Семья для меня – всего дороже» — думает крупный буржуа-эксплуататор. И эксплуатирует рабочих, разоряет конкурентов, обманывает потребителей – чтобы его семья жила лучше всех
«Семья для меня – всего дороже», – думает мелкий буржуа. И всеми правдами и неправдами (чаще последним!), расталкивая всех, стремится выбиться в крупные буржуа. Тоже ради семьи.
«Семья для меня – всего дороже», — думает люмпен-уголовник. И ворует для семьи, которая у них вырастает до размеров клана.
«Семья для меня – всего дороже», — думает пролетарий, то есть человек, живущий продажей своей рабочей силы. И – в меру своей сознательности, в меру понимания своих классовых интересов борется против эксплуатации, а самые сознательные – за установление строя, в котором эксплуатации нет.
Нетрудно понять, что в классово-антагонистическом обществе семейные ценности у разных классов разные. Какому-нибудь буржуа – мелкому и крупному – с его колокольни, может показаться, будто для пролетария коллектив важнее семьи. А на самом деле, пролетарии просто не видят противоречий в интересах коллектива и семьи. Ведь и в уменьшении эксплуатации, и в установлении строя без эксплуатации заинтересованы и коллектив, и семья пролетария. Да, пролетарий иногда может поставить интересы коллектива выше интересов семьи, например, при затянувшихся забстовках, когда семьи бастующих сильно нуждаются. Но если иметь в виду перспективу, то окажется, что интересы их совпадают.
Другое дело, что о перспективе способны думать только пролетарии. Буржуа – и крупные, и мелкие – о перспективе думать не способны. Не потому, что ум у них ограничен изначально – ограничивать свой ум их заставляет конкуренция. Не способны думать о перспективе и люмпены – хоть уголовники, хоть бомжи – им лишь бы сегодня было хорошо, а завтрашний день им безразличен.
Понимание семьи у буржуа и пролетариев разное, в силу того, что у них разное понимание своей причастности к своему классу. Буржуазия – то крупная что мелкая – живёт в условиях постоянной конкуренции, она на представителей своего класса смотрит как на конкурентов.
Крупные буржуа, правда, вынуждены сплачиваться против пролетариев, организовываться в государство; коме того, в мире крупного бизнеса есть противоречия не только конкурентные, но и отраслевые, которые часто затмевают конкурентные. В мире же бизнеса мелкого конкуренция преобладает надо всем.
Человека буржуа воспринимают, как продолжение его собственности, как придаток к ней. На себя – тоже. Поэтому и на своих детей буржуа смотрят, прежде всего, как на наследников. К своим жёнам они относятся как к купленной собственности, или как к партнёрам по бизнесу (если в деле есть её капиталы).
У пролетариев конкуренция тоже есть, но она у них непостоянное, эпизодичное явление (за рабочие места, в период поиска работы). Поэтому пролетарии более, чем буржуа, чувствуют себя единым классом.
И степень сознательности того или иного пролетария определяется тем, насколько он чувствует себя частицей своего класса. К детям у пролетариев отношение, как к будущим пролетариям, то есть как к общеклассовому достоянию.
Отсюда видно, что в классово-антагонистическом обществе институт семьи усиливает классовые противоречия. Действия, направление на укрепление семьи – что у крупных буржуа, что у мелких, что у пролетариев – классово-антагонистическое общество не укрепляют, а наоборот, расшатывают. Но у буржуа – что крупных, что мелких – они расшатывают класс, в то время как у пролетариев они класс укрепляют.
Когда пролетариат берёт власть в стране, он ликвидирует буржуазию как класс – крупную сразу, мелкую постепенно. Сразу оговорюсь – ликвидация буржуазии как класса далеко не всегда означает физическое устранение буржуа – для этого необходимо только лишить её частной собственности. Люмпенов пролетариат тоже ликвидирует как класс, ставя на работу и держа на контроле коллектива. К слову, сопротивление у люмпенов может быть не меньше, чем у буржуа. Таким образом, пролетариат, беря власть в стране, делает пролетарским всё её население. (Одной из идеологических ошибок Советской власти было выделение в качестве отдельного класса крестьян и в качестве прослойки – интеллигенции. Это был пережиток прошлого, когда крестьяне были остатком феодального сословия, а большинство интеллигенции – творческим).
Отношение к семье у пролетариев меняется мало. Теперь дети для них – достояние не только класса, но и государства, народа.
Много в советское время – особенно в годы перестройки! – было стенаний по поводу того, что семья утрачивает своё влияние на воспитание детей, что эту функцию всё полнее берут на себя детсады и школа, кружки и секции, октябрятские, пионерские и комсомольские организации. Но ведь, если хорошенько вдуматься, то можно понять, что так и должно быть. Во-первых, чем развитее общество – тем больше надо знать человеку, а значит, тем больше людей должно влиять на его формирование и развитие. Во-вторых, так лучше преодолевается собственническое отношение к детям, которое в пролетарском государстве должно рассматриваться как пережиток, который может погубить строй. И поэтому пролетариат, взяв власть, должен сделать всё, чтобы его понимание семьи стало доминирующим. Иначе, как показал печальный опыт СССР, социализм обрушится.
В самом деле, в СССР социалистический строй развалили чиновники, которые переродились в «протобуржуазию», воруя из бюджета и беря взятки. У них накопился капитал. В оборот его пускать чиновникам не позволял строй. Им понадобилось сменить его, что они и сделали.
Но для чего им понадобилось столько денег? Ведь зарплата у них была высокая, пенсия – персональная, повышенная – обеспечена, а «на крышке гроба нет багажника».
Для детей им нужны были деньги, и ни для чего иного! Хотели, чтобы их дети, которых они уже воспринимали как собственность, всё имели.
Будущие строители социализма должны это учесть. И борьба должна вестись не только против буржуазного понимания благополучия, но и против буржуазного понимания семьи.