«Цари заревут на тронах своих!» Из истории петрашевцев
Лариса Адамова
М. В. Буташевич-Петрашевский и его единомышленники принадлежат к тому поколению, которое положило начало формированию социалистического направления в развитии революционного движения России. В. И. Ленин отмечал, что русская социалистическая интеллигенция ведет свою историю «начиная от кружка петрашевцев, примерно».
В середине 40-х годов XIX в. возникли первые социалистические объединения. Наиболее влиятельными среди них были кружок М. В. Петрашевского и связанные с ним собрания у А. Н. Плещеева, С. Ф. Дурова, Н. С. Кашкина и Н. А. Спешнева. Все они не были организационно оформлены. В них принимали участие люди различных занятий и интересов. Это были начинающие талантливые писатели (М. Е. Салтыков-Щедрин и Ф. М. Достоевский), поэты (А. Н. Плещеев, С. Ф. Дуров), молодой журналист и литературный критик В. Н. Майков, учителя (Ф. Г. Толль, А. П. Милюков, И. Л. Ястржембский, П. И. Белецкий, Ф. Н. Львов), офицеры (Н. А. Момбелли, Н. П. Григорьев), студенты (П, Н. Филиппов, А. В. Ханыков, И. М. Дебу, А. Д. Толстов), чиновники (Д. Д. Ахшарумов, А. П. Баласогло, К. М. Дебу), прогрессивный ученый и публицист (В. А. Милютин).
Позднее в «Былом и думах» А. И. Герцен писал: «Круг этот составляли люди молодые, даровитые, чрезвычайно умные и чрезвычайно образованные»
Дореволюционные исследователи, как правило, считали петрашевцев идеалистами-мечтателями. Они преувеличивали влияние на членов кружка либеральных воззрений. Но еще А. И. Герцен подчеркивал, что у петрашевцев нашла выражение начатая Пестелем и Муравьевым «истинная революционная традиция русская». Он ставил Петрашевского и его соратников в один ряд с В. Г. Белинским и Н. Г. Чернышевским.
Петрашевцев объединяла ненависть к крепостному праву и самодержавию. Все они хотели посвятить себя беззаветному служению Родине, искали социальную теорию, способную объяснить ненавистную им николаевскую действительность и определить пути ее коренного изменения. В автобиографической повести М. Е. Салтыкова-Щедрина «Тихое пристанище» «ученик Белинского и Петрашевского», посещавший первые «пятницы», писал: «Каждый вечер лились шумные и живые речи, обсуждались самые разнообразные и смелые вопросы политической и нравственной сферы; от этих бесед новая жизнь проносилась над душою, новые чувства охватывали сердце, новая кровь сладко закипала в жилах…»
Возникшие в целях самообразования молодых людей, интересующихся передовой литературой в России и на Западе, «пятницы» Петрашевского к зиме 1848/49 г. стали центром пропаганды революционно-демократических, социально-политических, материалистических и атеистических идей. Именно в это время под влиянием революции 1848 г. в Западной Европе, роста крестьянских выступлений и общего обострения политического положения в России вокруг «пятниц» появляются новые кружки. В них обсуждаются неотложные реформы в стране, в том числе крестьянская, планы создания тайного общества, рождается замысел о распространении революционных идей среди различных слоев населения. Тогда же возникает законспирированная группа для организации тайной типографии и издания нелегальной литературы. Пишутся пропагандистские листовки.
В этот период проявляются идейные разногласия. Лица, склонявшиеся к либерализму, отходят от кружков. В группе наиболее радикально настроенных петрашевцев ведутся споры о путях осуществления в России социального переворота, уничтожения феодально-крепостнического строя. Истинно революционную позицию по указанным вопросам занимал Петрашевский. Он серьезно относился к подготовке народного восстания. М. В. Петрашевский много думал о неудаче декабристов, которые, по его словам, «поступили очень опрометчиво, приведя свои замыслы в исполнение, не приготовив сперва всех средств к обеспечению своего успеха». Он говорил: «Перемена правительства нужна, необходима для нас, но переменить его нужно не вдруг, но действуя исподволь, приготовляя как можно осторожнее и вернее средства к восстанию таким образом, чтобы идея о перемене правительства не заронилась бы в головы двум, трем, десяти лицам, но утвердилась бы в массах народа…». Вот почему Петрашевский решительно возражал В. А. Головинскому, К. И. Тимковскому и Н. А. Спешневу, требовавшим немедленных революционных действий.
Участникам кружков петрашевцев принадлежит особое место в истории атеистической мысли в России. Не случайно в окончательном приговоре большой группе петрашевцев как одно из самых тяжких преступлений инкриминировалось преступление против религии.
Истоки атеистических и антиклерикальных взглядов петрашевцев следует искать в русской действительности 40-х годов XIX в., и прежде всего в народном свободомыслии, направленном против православной церкви, активно поддерживавшей самодержавно-крепостнические порядки. Православная церковь была элементом государственной власти. Авторитет православной церкви поддерживался и охранялся полицейскими методами.
В 40-х годах обстановка в стране, вызванная кризисом крепостного хозяйства, реакционной политикой самодержавия и ростом крестьянских выступлений, обострилась. Усилилась и активность церковников. Не было ни одного случая выступления крестьян, когда для «увещевания» бунтующих не привлекались бы священники. На этом фоне «охлаждение к вере», несоблюдение религиозных обрядов становятся распространенной формой массового социального протеста. Исследователи, изучавшие классовую борьбу и умонастроение народов в царской России, обращали внимание на религиозный скептицизм, который находил выход в народном фольклоре. До наших дней дошли десятки острых антицерковных пословиц и поговорок, ставших продуктом народного творчества.
Анализируя выступления крестьянских масс, петрашевцы видели и охлаждение к вере, и скептическое отношение их к религии. Заявление Петрашевского на следствии: «Бедный подданный… терпит… утирает слезы кулаком, грустно говорит: «До бога высоко, до царя далеко»… терпит, но слезы высыхают… является ненависть» —перекликается с размышлениями безымянного ярославского крепостного, автора поэмы начала 40-х годов XIX в., в которой религиозный скептицизм сочетался с угрозами крепостникам: «Вдруг грянет гром со всех сторон, во мраке молния заблещет».
Петрашевцы понимали противоречивость сознания темных, доведенных до отчаяния крестьян и бедного городского люда, большинство которых продолжало верить в «истинную» религию, способную защищать интересы угнетенных, но в житейских делах руководствовалось пословицей: «На бога надейся, а сам не плошай». Именно эту пословицу приводил П. Н. Филиппов в своей рукописи «Десять заповедей». М. Е. Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине» писал и о крестьянской религиозности, и о неизбежном крушении идеологии не только «рабов по убеждению», считавших крепостное право временным испытанием перед загробным «вечным блаженством», но и религиозных мечтателей-сектантов, стремившихся найти утешение в своеобразном мистицизме. По словам С. А. Макашина, М. Е. Салтыков был убежден, что «ни века неволи, ни социальная педагогика» помещиков, государства и церкви, «воспитывавших народ в духе пассивного отношения к жизни, не заглушили в нем стремления к свободе».
В поведении и деятельности многих петрашевцев имели место антиклерикальные настроения. Так, А. П. Милюков отучал своих воспитанников-кадетов подходить под благословение к учителю закона божьего и целовать его руку. Преподаватель политической экономии и статистики в Технологическом институте, Институте корпуса инженеров путей сообщения и в Дворянском полку И. Л. Ястржембский «с неподражаемым комизмом» показывал в своих лекциях демагогичность евангельских положений о всеобщей любви, разоблачал утверждения богословов: «Нет власти, ще не от бога». П. Н. Филиппов выписал из литографированных лекций прогрессивного профессора П. А. Плетнева поразившие его слова: «Ныне влияние религии (в России) не так велико и сильно, важность духовных книг понизилась в глазах общества, образованность их и понятия так односторонны, влияние их и участие в делах общественных ничтожно и вовсе почти незаметно, ибо успехи других классов, других сословий стали выше и оставили за собою духовенство».
Однако церковь в то время имела сильные позиции, была орудием царизма. Она строго контролировала духовную жизнь в стране, держала в своих руках народное образование, вмешивалась в дела высшей школы, где существовали обязательные внефакультетские кафедры богословия. Священнослужители вели активную борьбу против материализма и атеизма. Тон задавал московский митрополит Филарет (В. М. Дроздов), который защищал крепостное право на основании священного писания. «Разоблачение» материализма, критика «индифферентистов, атеистов, натуралистов и рационалистов всех видов» становятся темой специальных проповедей и богословских сочинений. Но, несмотря на все усилия, искоренить в России идущую от М. В. Ломоносова материалистическую традицию в естествознании и философии церковникам не удавалось. Она присутствовала не только в трудах естествоиспытателей, но и в философских работах единомышленников В. Г. Белинского и А. И. Герцена.
Петрашевцы были непримиримыми борцами против богословских теорий, в частности теодицеи, в которой проводилась мысль о благости бога и о существовании в мире зла, они указывали на ее непоследовательность и вопиющие противоречия с «фактами жизни». Петрашевский решительно отвергал богословское утверждение о том, что человек — жалкая тварь, отягощенная первородным грехом, действия которой предопределены сверхъестественным образом. Он считал человека частью извечной, постоянно обновляющейся могучей природы, не обреченным на прозябание, а активным, разумным творцом, способным совершенствовать условия жизни и самого себя благодаря научному познанию, возможности которого беспредельны. Способность человека к совершенствованию окружающего мира, по его мнению, конкретное и наиболее яркое выражение свойственного всей природе принципа постоянного обновления. Эта способность есть ценнейшее достояние людей, позволяющее человечеству «со временем, чрез сознание мировых законов» «вполне сделаться властелином и устроителем всей видимой природы, в которой нет ничего ему неподчинимого».
Рассуждениям богословов о неспособности человека создать в мире что-либо помимо воли бога, о слабости человеческого разума петрашевцы противопоставляли идеи могущества человеческого ума и ценности научных знаний. «Знание есть могущество»,— заявлял Петрашевский. Оно раскрывает человеку, что в мироздании «нет ничего такого, чего бы не заключалось в его природе и из нее не развивалось». Научное познание должно сочетаться с «совместностью», т. е. с коллективными действиями людей, а это в итоге обеспечивает благосостояние и могущество человечества. М. В. Петрашевский провозглашал: «Человек как индивидуум, поставленный лицем к лицу с природою, ничтожен. Человек же как род, могуч…».
Но если не существует богов, то какие же причины породили среди людей представления о них и питают эти представления? В ходе оживленных дискуссий о происхождении религии некоторые петрашевцы вплотную подошли к выводу, что религия порождается и поддерживается условиями жизни людей и их взаимоотношениями, что религиозность не является врожденным чувством. Так, Ф. Г. Толль писал о происхождении религии: «Религии народов неразвитых проистекают единственно из чувства подавленности человека грубыми, но гигантскими силами природы (…), религии народов образованных имеют источник свой единственно в желании их основателей скрепить свои нравственные и гражданские кодексы внешним авторитетом».
Петрашевцев интересовали вопросы об исторических формах религии, об ее приспособлении к условиям жизни. Они считали, что, с одной стороны, религия — социальное зло, так как «убивает» в людях всякое стремление к развитию и уверенность в своих возможностях, с другой — что она может выражать протест социальных низов.
Понимая, что притеснение инаковерующих со стороны правительства и господствующей церкви, в частности старообрядцев-раскольников, является одной из предпосылок для революционного взрыва в стране, петрашевцы хотели привлечь раскольников и сектантов к борьбе против самодержавия и крепостного права. М. В. Петрашевский говорил: «Вот элемент, всегда готовый в русском обществе для ужасной Jacquerie — Пугачевский бунт — одно из его проявлений. Старообрядство, раскольничество и рабство — вот его производи [те] ли». В. П. Катенев, близкий А. В. Ханыкову студент, интересовался, «где живут главные раскольники, сказывал, что надобно к ним ехать и склонить их к соединению… для чего… полагал заготовить предварительно к ним воззвание, объяснив в оном, что и здесь многие, в том числе и раскольники, вообще негодуют на государя императора».
Наиболее сложным для петрашевцев оказался вопрос об отношении к западному христианскому социализму. Это был один из тех вопросов, по которому среди радикально настроенных посетителей «пятниц» не было единства мнений. В известной мере некоторые даже наиболее революционно настроенные из них до конца не преодолели влияние христианского социализма. Петрашевцы считали, что современное христианство извратило образ Иисуса Христа — борца за интересы трудящихся его проповедником смирения, покорности и загробного воздаяния за земные муки. Так, В. Н. Майков писал, что «Христос, со стороны своего человеческого существа, являет собою совершеннейший образец того, что называем мы величием личности», что «человечество до сих пор, в продолжение восемнадцати веков, не могло еще дорасти» до истинного понимания его благородных идей.
Идеи христианского социализма содержатся в статьях В. А. Милютина. Есть они и в работе B.А. Энгельсона «Философия революции и социализм», опубликованной А. И. Герценом в первой книге «Полярной звезды» на 1855 г.: «Средство обеспечения себе хлеба насущного указано в Евангелии. Прямой смысл его, после того, что он был утрачен на долгое время, ныне (…) снова найден». Энгельсон утверждал, что утопические социалисты Сен-Симон, Фурье, а также Кабе и Прудон разработали «то самое учение, которое древние начинали усматривать по указанию Христа».
Нуждается в разъяснении отношение петрашевцев к раннему христианству. Последнее было для них своего рода идеалом социалистического общества, более понятным, чем абстрактные схемы Сен-Симона, его последователей, Оуэна и даже особо ценимого ими Фурье. Однако, отмечая провозглашенные ранним христианством равенство и отказ от частной собственности, М. В. Петрашевский подчеркивал, что эти принципы остались неосуществленными.
Уход от действительности, идея компенсации социальной несправедливости в потустороннем мире делали христианский социализм в глазах Петрашевского бесполезным. Исканиям в сфере религии он противопоставлял утопический социализм, опирающийся на материализм и атеизм. У него понятие «атеизм» было синонимом словам «наука», «знание», «прогресс».
Одним из первых поддержал М. В. Петрашевского В. Н. Майков. Он хорошо знал труды западных философов, читал работы А. И. Герцена и В. Г. Белинского. Разделяя мысль Петрашевского о необходимости пропаганды среди молодежи передовых, в том числе атеистических, взглядов, Майков в 1845 г. принял активное участие в издании «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка». Специально подобранные слова составили в словаре серии статей, содержащие в искусно замаскированной форме критику абсолютизма, разоблачали союз самодержавия и православия, критиковали религиозную мораль, прославляли борцов против мракобесия. В нем была предпринята попытка критики церкви как социального института, служащего интересам эксплуататоров, давалось обоснование атеизму — важной стороне научного мировоззрения.
Петрашевцы мечтали об уничтожении привилегий церкви в России. В статьях «Национальное собрание» и «Нивеллеры», помещенных в «Карманном словаре», выдвигалось требование отделения церкви от государства, свободы совести, национализации церковного имущества.
«Карманный словарь» предполагалось издать несколькими выпусками. Однако свет увидели только два. Судя по составленному списку отсылок читателя к предполагаемым «Прибавлению» и к «Энциклопедии наук», по проблемам атеизма и религии было намерение к уже опубликованным добавить статьи «Атеизм», «Анабаптисты», «Вольтерьянизм», «Догмат», «Консерваторы», «Каноническое право», «Мистика», «Мифология», «Метафизика», «Неокатолицизм», «Пифагореизм», «Пирронизм», «Пессимизм», «Пелагианизм», «Пантеизм», «Религия», «Рационализм», «Скептицизм», «Секты», «Схоластическая философия», «Синод», «Скоттизм», «Теология», «Теозофия», «Фетишизм», «Фанатизм», «Фатализм», «Энциклоледисты».
Судьба «Карманного словаря», второй выпуск которого вызвал неудовольствия председателя Петербургского цензурного комитета Мусина-Пушкина и был изъят, лишила М. В. Петрашевского надежды на издание в ближайшее время работ, излагающих революционно- демократические, социалистические, материалистические и атеистические взгляды. И он стал пропагандировать передовые идеи путем распространения книг. По его инициативе весной 1845 г. была создана коллективная библиотека посетителей «пятниц», избраны ее распорядители. Многие петрашевцы стали энергично пополнять личные библиотеки. Не случайно в ходе следствия была образована «Особенная комиссия» для разбора книг и бумаг арестованных.
Представляют интерес атеистические выступления петрашевцев на их собраниях. Особо следует отметить набросок речи Ф. Г. Толля о происхождении религии, содержание которой, по его признанию, было навеяно трудами Бр. Бауэра и Л. Фейербаха и, конечно, А. И. Герцена. Ф. Г. Толль подчеркнул реакционный характер религиозной морали, направленной на то, чтобы «примирить» угнетенный народ «с существующим порядком вещей, найти точку соприкосновения рабства с свободою, братства господством».
Видя в народе главную силу революции, петрашевцы полагали необходимым подготовить для революционной пропаганды в народной среде специальных людей из учащейся молодежи. Инициативу на себя взял А. В. Ханыков. Вместе со своим другом И. М. Дебу он привлек группу студентов, среди которых вел разговоры «о французской революции, о равенстве, о свободе человека, об угнетении вообще всех сословий и о прекрасном управлении в республике». Нередко петрашевцы произносили «возмутительные речи» и о религии. П. Г. Шапошников утверждал, что религия — «чистая выдумка ума человеческого, связывающая нас страхом наказания», а А. В. Ханыков считал, что христианство изжило себя, «не есть окончательный момент в развитии человечества», а посему «падает».
Для приобщения масс верующих к революционным идеям петрашевцы считали полезным, а порой и необходимым использовать привычную для них религиозную аргументацию. С этой целью А. Н. Плещеевым и Н. А. Мордвиновым был подготовлен рукописный перевод книги французского христианского социалиста Ф. Ламенне «Слова верующего». Издание книги приходится на период наиболее активной деятельности петрашевцев. Возможно, что толчком послужило высказанное И. А. Спешневым весной 1848 г. предложение о публикации зарубежной пропагандистской литературы, способной поднять революционное настроение определенных слоев населения России.
Ламенне привлекал петрашевцев резким осуждением властей, своими призывами к активным действиям. В переводе петрашевцев были такие слова: «Вижу, народ подымается с шумом и царей, бледных под короной своей. Война между ними. Война на смерть». Переводчики повторяли: «Будьте готовы, ибо время подходит». Они славили восставших «воинов новобранных», восклицая: «Благословенно твое оружие, воин новобранный!». Они рисовали апокалипсические картины крушения монархий: «Цари заревут на тронах своих, обеими руками они схватят венцы свои, уносимые ветром, чтобы удержать их, и их сметет вместе с ними».
Наиболее инициативные петрашевцы из числа молодежи, воспринявшие пропагандистские замыслы, готовили собственные листовки-обращения к народу. Сохранился набросок листовки студента П. Н. Филиппова «Десять заповедей». Энтузиаст распространения нелегальной литературы, он составил документ таким образом, что каждую из христианских заповедей, издавна используемых для обоснования прав эксплуататоров, обращал в призыв к революционным действиям, к расправе с крепостниками.
Деятельность петрашевцев была прервана в самом разгаре. Многое из задуманного им осуществить не удалось. Не успели петрашевцы наладить работу тайной типографии. Не было у них и организационно оформленного тайного общества революционеров, хотя разговоры о нем и велись. Еще не настало время широкой пропаганды революционных идей в массах, о чем многие петрашевцы мечтали. Однако сделанное ими трудно переоценить. Петрашевцы разрабатывали революционно-демократическую теорию социализма, неотъемлемой составной частью которой был атеизм. Важной заслугой петрашевцев было распространение атеистических взглядов Герцена и Белинского и дальнейшее развитие их как целостной системы, вытекающей из научного знания, материалистической философии и народного свободомыслия.
Петрашевцы впервые в русской литературе стали открыто употреблять слово «атеизм» и доказывать его право на существование наравне с такими понятиями, как «прогресс», «новаторство», «наука». На пропагандировавшихся ими трудах Герцена, Белинского, утопистов и материалистов-атеистов воспитывалось последующее поколение революционеров-демократов России, «шестидесятников».
Узнав об аресте петрашевцев, студент Н. Г. Чернышевский записал, что «сам никогда не усомнился бы вмешаться в их общество и со временем, конечно, вмешался бы». Осужденные, отправленные на каторгу или отданные в солдаты, петрашевцы стали для передовых людей России символом мужества, героизма и преданности народу.
Энергичные, полные замыслов и надежд на коренное переустройство Родины, не сломленные каторгой и ссылкой — такими остались Петрашевский и его единомышленники в истории революционного движения России.