«Это жизнь». Парта

Продолжаем публикацию из книги художественных очерков «Это – жизнь», изданной в 1964 году. Автор – известный советский журналист, спецкор газеты «Правда» Елена Каноненко.

Главная тема книги – становление характера, морали советского человека – творца социалистического общества, активного строителя коммунизма.

За успешную работу в печати Елена Кононенко награждена орденом Ленина и орденом Великой Отечественной войны 1-й степени.

Бориса Петровича послали работать в ту самую шко­лу, где он сам когда-то учился.

Дети встретили нового учителя с веселым любопыт­ством. Внимательно разглядывали они лицо и костюм Бо­риса Петровича; отметили все до мельчайших подробно­стей: и непокорный клок волос, торчащий на самой ма­кушке головы, и родимое пятно на щеке, и белые, очень белые зубы, и замок «молнию» на рубашке, и -значки…»

Детям учитель понравился. Он был весел и молод, напоминал им вожатого — десятиклассника Гришу. Ши­рокая простодушная улыбка учителя подкупала их.

— Хороший,— шептали дети.

— Парашютист. Ого!

Борис Петрович не слышал детского шепота. С волне­нием начал он свой первый урок. Говорил пылко, с увле­чением. В классе было тихо. «Все идет замечательно!» — радостно пронеслось в голове учителя. Он чувствовал се­бя именинником…

И вдруг в классе раздалось тоненькое и задорное:

— Ку-ку!

— Кто это? — изумился Борис Петрович.

Кукушка смолкла. Но через несколько секунд снова закуковала в другом конце класса.

— Я ведь сказал, перестаньте! — повысил голос учи­тель и смутился.

Кукушка опять смолкла и опять тоненько закуковала уже в третьем углу класса.

Оскорбленный Борис Петрович вспыхнул. Но в это время послышался спасительный звонок.

Неизвестно, отчего закуковали дети к концу урока: может быть, от усталости, а может быть, от желания ис­пытать нового учителя. Но кукушка смутила Бориса Пет­ровича. Праздничное настроение померкло.

Возвращаясь домой, Борис Петрович беспокойно размышлял: «Кажется, я был слишком добродушен и прост с ними… Иначе как могла произойти эта история с дурацкой кукушкой? О нет, с завтрашнего дня я по­веду себя по-иному. Никаких кукушек! Никакой фамиль­ярности! Дудки!»

И он мысленно представил себе свою грозную фигу­ру, устрашающий взгляд (впервые он позавидовал тем, кто носит очки: это придает солидность), слышал реши­тельный тон своего голоса, строгую лаконичность своих замечаний. И видел трепещущих, притаившихся ребят, боящихся единым звуком или движением вызвать его гнев.

С этого дня Борис Петрович был в классе чрезвы­чайно сух и строг. Исчезла широкая улыбка, восхитив­шая ребят. Часто, долго и несколько высокомерно гово­рил Борис Петрович после уроков о дисциплине. Дети слушали, но у них были усталые и скучные глаза. Ино­гда в этих глазах бегали смешинки.

В конце первой четверти Борис Петрович почувство­вал некоторую раздраженность: грозный вид его и каж­додневные нотации не производили впечатления. В кон­це второй четверти молодой учитель огорченно жаловал­ся приятелю:

— Не понимаю я их, честное слово. Как они могут так?.. Рассказываешь им урок, все идет гладко — и вдруг нет-нет да кто-нибудь квакнет, замяукает или вообще придумает что-нибудь несуразное. Скажешь им: «Неуже­ли вам не стыдно?» Молчат… И я вижу по глазам, что им стыдно.

Борис Петрович расстроился и был сердит на ребят. Где-то в глубине души копошились сомнения: так ли он поступает, как подобает, с ребятами? Он гнал от себя эти сомнения.

А накануне Нового года случилась в классе маленькая история. Этот день беспокоил Бориса Петровича. Послед­ние часы перед каникулами, близкая елка… Даже в са­мом воздухе пахло наступающим праздником.

И поэтому сегодня Борис Петрович, чтобы утихоми­рить разбушевавшихся на перемене ребят, был особен­но неприступен и серьезен. Солиднее и чеканнее, чем всегда, объяснял он урок. И вдруг услышал: кто-то ножи­ком соскребывает краску с парты. Одним шагом очу­тился он возле парты, откуда слышался скрип, и поймал виновника на месте преступления.

Петя покраснел и, растерянно улыбаясь, протянул перочинный ножик учителю.

— И этот человек еще улыбается! — торжественно и гневно сказал Борис Петрович. — Он портит государствен­ное имущество — и ему смешно! Да знаешь ты или нет, что это — самое настоящее преступление?! Да как тебе в голову пришло?!

Петя не двигался с места и только не сводил круглых ясных глаз с лица рассерженного учителя.

Борис Петрович наклонился над партой:

— Мало того, что ты соскреб краску, ты еще тут вы­резал что-то. Безобразие!

— Чертик не мой… Чертик был,— сразу оживился Петя. — Это не я… Я только краску сколупнул, a он там был… честное пионерское!

И вдруг щеки и уши молодого учителя залила краска. На парте был вырезан чертик. Этого чертика вырезал он сам… Да, да, вот и рожки… Еще тогда все ребята смея­лись, а Ольга Ивановна отчитывала его перед всем клас­сом, обвиняя в государственном преступлении, и он потом заливался горючими слезами, потому что ему было смертельно обидно и потому что он не понимал Ольгу Ивановну. Бог ты мой, какая неожиданная встреча с ми­лой сердцу старой партой!.. Вот так так!

Борис Петрович изумленно разглядывал чертика: «Значит, и я был такой, и я тоже не понимал: почему пре­ступление? А все-таки это преступление—портить школь­ную мебель. Это не безобидная шалость, нет… Значит… Не сумели мне объяснить, так объяснить, чтобы не хоте­лось больше этого делать. Кричали, корили, грозили, вот как я сейчас. Значит, не в окриках и угрозах спасе­ние, не то нужно. А что? Что? Что ведет к цели? Что именно?»

Молодой учитель посмотрел на Петю и вдруг увидел в нем самого себя — таким, каким он был много лет на­зад… И только в эту минуту Борис Петрович почувство­вал себя по-настоящему взрослым мужчиной. Он облег­ченно вздохнул. Злая обида на ребят, натянуто грозный вид, высокомерные нотации показались ему наивными и смешными.

— Ну, садись, Петя,— сказал он,— я потолкую с ва­ми об этом потом… А сейчас…— он весело посмотрел на присмиревших детей,— а сейчас, ребята, я вижу… у вас новогоднее настроение. До конца урока осталось во­семь минут. Ну-ка расскажите, как вы собираетесь про­вести каникулы…

Он улыбнулся так же широко и простодушно, как в первый день своего прихода в школу. И все дети тоже заулыбались.

1940 г.